Олег Корабельников - Башня птиц
Ему не хотелось верить, что нечистая снова водит его, но, по-видимому, так оно и было. Тогда, зная, что сопротивляться бесполезно, он расчистил себе место посуше, сел и стал ждать.
Взошла молодая луна, узкий серпик давал мало света. Егор сидел, скрытый высоким папоротником, и разрезы листьев, черные на фоне неба, нависали над головой, позванивая на ветру. Было тепло и даже душно, густые испарения поднимались от земли, дурманили, навевали сон, неотличимый от яви. Егор и сам не понял, заснул он или просто задумался, но когда протрубил рожок вдалеке и он, вздрогнув, взглянул на небо, то увидел, что луна поднялась высоко и неподалеку кто-то разжег костер. Отсветы огня метались по листьям.
И вздрогнули резные листья папоротника, заколебались сочные стебли, и снова запел рожок, и вслед ему заголосил рог, и гром барабана колыхнул воздух. И папоротник ожил, зашевелился, изнанка листьев его вспучилась буграми, тотчас же лопавшимися с приглушенным звоном, и оттуда выпрастывались голубые, нигде и никем не виданные цветы.
И шум крыльев, гомон голосов, топот бесчисленных ног заполнили поляну. Егор лег на землю и, не мучаясь напрасным любопытством, пожелал одного - стать невидимым. От цветов исходил душный запах, щекотал ноздри, пьянил, кружил голову.
Кудрявая кошачья голова просунулась меж стеблей, сверкнул зеленый глаз в сторону Егора.
- Да это же Егор, - сказал мяукающий голос.
- Он тоже пьет сок? - спросил другой, шелестящий.
- Не-а, - мурлыкнул мяукающий.
И лохматый черный кот с длинными зубами, не помещающимися в пасти, выпрыгнул из папоротников и мягко вскочил на живот Егору.
- Ты кто? - спокойно спросил Егор.
- Курдыш, - ответил кот и лизнул Егора в щеку. Пасть его пахла медом. - Ты почему не пьешь сок? Вку-у-сный со-о-к!
Неслышно выполз из зарослей еще кто-то, неразличимый в темноте, зашуршал, завздыхал по-старушечьи.
- Кто это с тобой?
- Да Кикимора это, - ответил кот, вытянул шею, надкусил острыми зубами голубой цветок и заурчал довольно.
Егор приподнялся на локтях. Все равно его обнаружили, и скрываться было бесполезно.
- Забавно, - сказал он, - ну, покажись, Кикимора, покажись. Какая хоть ты?
Он протянул руку по направлению к неясной тени и тут же получил крепкий щелчок по лбу.
- Не приставай к ней, - посоветовал Курдыш, - она любопытных всегда щелкает. Хочешь, она тебя пощекочет? Она хорошо щекочет.
- Вот уж не надо.
- Как хочешь. Пошли со мной. Я тебе всех покажу.
Курдыш снова надкусил цветок, аккуратно высосал сок, сплюнул комочек. Егор встал. Идти к костру не хотелось, но, пожалуй, другого выхода и не было. Он вздохнул и, оборачиваясь, медленно побрел сквозь заросли туда, где слышались смех, крики, гуденье рожка и стрекот барабана. Под ногами бесшумно вертелся Курдыш, поясняя на ходу:
- На второй день молодой луны зацветает папоротник, и все собираются сюда. Все здешние и все пришедшие, все, кто уцелел. Ты всех увидишь.
- Папоротник не цветет, - сказал Егор. - Он размножается спорами. Глупости ты говоришь.
- Ну да, - охотно согласился Курдыш, - и я говорю, что глупости. Вку-у-сные глупости!
И он аппетитно зачмокал.
- И Лицедея там увидишь, - говорил Курдыш. - Их, леших-то, пропасть как много здесь. И Стрибог здесь, и Похвист, и Белбог, и Чернобог, и Ладо с пострелятами, и Перун здесь.
- И Мавка? - спросил Егор.
- И Мавка здесь, и Мара, и Полудница, и обийники, и очерепяники, и болтняки, и трясовицы, и банники, и овинники, и жихари. Все сок любят. И здешних много: Моу-нямы, Дялы-нямы, Коу-нямы, все они здесь.
- Короче, вся нечисть, - сказал Егор, - шабаш у вас, выходит, сегодня. Ну и черт с вами, я вас не боюсь.
- А чего тебе бояться? - успокоил его Курдыш. - Ты теперь наш.
- Я пока человек, - усмехнулся Егор. - Люди давно цветущий папоротник ищут, да не находят никогда. Или вы меня уже не боитесь и за человека-то не считаете, раз на свой шабаш зовете?
- Да какой же ты человек! - засмеялся Курдыш. Замяукал, заурчал, вспрыгнул на плечо, уцепившись острыми когтями за рубаху. - От тебя и людским духом не пахнет.
- Еще чего! - возмутился Егор, но кота не сбросил. - Вы сами по себе, я - сам по себе. Я вам мешать не буду, и вы меня не трогайте. Не нужен мне ваш папоротник.
- А ты попробуй, Егор, попробуй, - льстиво уговаривал Курдыш, жарко дыша на ухо. - Вку-у-сно, ой, как вкусно!
И раздвинулись заросли, и вышел Егор на поляну. Горел жаркий костер, и в свете его, в тучах искр, в голубом дыму, теснились сотни существ, опоясанных гирляндами и венками из цветущих листьев папоротника, плясали, пели, дудели в свирели и рожки, прыгали, носились по поляне, взвизгивали, кувыркались через костер, вспарывая воздух легкими телами.
Егор остановился у края освещенного круга.
- Дальше я не пойду, - твердо сказал он. - Нечего мне там делать. Мне и отсюда хорошо видно.
- Его-о-р! - позвал его знакомый нежный голос, и Егор узнал Мавку.
Она шла к нему, неслышно ступая, и трава не сминалась под ее ногами. Обнаженная, стройная, текучая, как вода, изменчивая, как вода, убийственная и животворная, как вода.
- Ну, здравствуй, - сказал Егор, против воли сжав топорище. - Снова обниматься полезешь, русалочка?
Она приблизилась к нему, дохнуло холодом и влагой от ее тела. Бездумно и спокойно посмотрела в глаза, улыбнулась.
- Любимый ты мой, баский, - прошептала. - Скучал ли ты обо мне?
- Чуть не помер от тоски, - ответил Егор и, повернув голову к Курдышу, сказал: - Слушай, дружище, избавь ты меня от нее. Век не забуду.
- От Мавки-то кто тебя избавит? - задумчиво мяукнул кот. - От нее, как от воды, не убережешься. Да ты не бойся. Сегодня она тебя не тронет.
- А пропади она пропадом! - в сердцах сказал Егор и зашагал в другой конец поляны.
Мавка и в самом деле не стала преследовать его. Она расплылась по поляне текучим зеркалом и, журча, потекла в заросли.
Кучка пляшущих наскочила на Егора, рассыпалась перед ним, окружила. Толпа существ схватила его за руки и повлекла в освещенный круг, крича и улюлюкая. Мелькали лица, морды, рыла, хари, мохнатые, потные, вытянутые, сплющенные, заостренные, безгубые и брыластые. Все они тянулись к Егору, корчили ему гримасы, хохотали и щипались. Егор не вырывался, только лицо отворачивал, когда слишком близко нависала чья-нибудь нечеловеческая морда. Курдыш больно вцепился в плечо когтями, Егора не покидал.
- Это лешие тебя кружат, - говорил он. - Вот и Лицедей среди них. Узнаешь?
Кто-то в знакомом колпаке и в черных очках прижался к Егору.
- Ну как, Егорушка?! - прокричал он. - Эх, ночка-ноченька заветная! Да ты попляши, попляши, Егорушка, отведи душу-то, успокой ее, неприкаянную, потешь ее, бездомную! Соку-то выпей, хороший сок, ох, хороший!
