Конни Уиллис - Книга Страшного суда
— Вы же сами говорили, что женщины в Средние века никуда не ездили одни, только в сопровождении. Вот, меня сопровождали, но слуги бросились наутек, а разбойники забрали лошадей и все мое добро. Мистер Гилкрист считает, что легенда вполне правдоподобная. По его словам, вероятность…
— Еще бы не правдоподобная. В Средневековье на каждом шагу сплошные разбойники и воры.
— Знаю, — нетерпеливо отмахнулась она. — А еще разносчики заразы, мародерствующие рыцари и прочие лиходеи. Хороших людей в Средние века, я так понимаю, вообще не водилось?
— Этим некогда было, они ведьм жгли.
Киврин решила сменить тему.
— Я хотела показать вам свой наряд. — Она медленно повернулась на месте, демонстрируя голубой киртл и белый подбитый мехом плащ. — А волосы распущу перед переброской.
— Глупо отправляться в Средневековье в белом. Только перепачкается.
Сегодня утром лучше не стало. Мистер Дануорти мерил узкую галерею шагами, как молодой папаша в приемном покое роддома. Киврин до последнего боялась, что он вдруг возьмет и все отменит.
Отправка откладывалась и откладывалась. Мистеру Гилкристу вдруг вздумалось еще раз объяснить ей, как работает «Книга Страшного суда» — можно подумать, она первокурсница. Никто в нее не верил, кроме, пожалуй, Бадри, да и тот что-то там все высчитывал и пересчитывал, вымерял и перемерял, а один раз даже стер целый набор координат и ввел заново.
Киврин уже стало казаться, что ее так и не позовут на позицию, а когда все-таки позвали, стало еще хуже — лежать с закрытыми глазами и гадать, что происходит. Латимер вдруг засомневался, правильное ли написание имени Изабель они выбрали — как будто в те времена все умели читать и уж тем более писать. Потом над ней нависла Монтойя и начала рассказывать — в двадцать пятый раз, — как узнать Скендгейт по церкви с фресками Страшного суда.
Кто-то (видимо, Бадри, поскольку он единственный не давал никаких наставлений) чуть-чуть передвинул ее руку и поправил подол юбки. Лежать на полу был жестко, и какой-то острый угол впивался под ребра. Мистер Гилкрист что-то сказал, затем снова раздался колокольный звон.
«Пожалуйста, — молила Киврин, — ну, пожалуйста!» Вдруг доктор Аренс решила вколоть ей еще прививку, или Дануорти сбегал на исторический факультет и добился, чтобы категорию снова повысили до десятки?
Дверь, видимо, так и не закрыли — колокольный звон не утихал, хотя мелодию никак не удавалось разобрать. Нет, это не мелодия. Это размеренный набат. Когда он замолк, а потом возобновился, Киврин поняла: «Я на месте».
Она лежала на левом боку, неуклюже подогнув ноги, — предполагается, что она упала как подкошенная от удара напавших на ее повозку разбойников, закрываясь рукой от свинчатки, рассекшей висок. Из-под руки она сможет незаметно подглядывать, когда откроет глаза, но пока она их не открывала, только прислушивалась, не шевелясь.
Кроме колокола, больше никаких звуков. Если она посреди дороги в XIV веке, то должны быть слышны и птицы, и белки. Наверное, они притихли, напуганные ее появлением или мерцанием сети, которая на несколько минут рассеивала в воздухе искрящуюся, будто иней, взвесь.
Наконец послышалась птичья трель, потом еще одна. Что-то прошуршало, замерло и зашуршало снова. Средневековая лесная мышь или белка. Теперь более слабый шелест, наверное, ветер в ветвях, хотя дуновения Киврин не чувствовала, и где-то далеко-далеко приглушенный звон колокола.
Что он значит? Звонят к вечерне? Или к заутрене? Бадри говорил, что не может спрогнозировать величину сдвига. Он просил отложить переброску, чтобы провести ряд проверок, однако мистер Гилкрист сослался на вероятностный расчет, предсказавший сдвиг максимум в шесть целых четыре десятых часа.
Пока неизвестно, какое здесь время суток. Из подготовительной Киврин вышла без четверти одиннадцать — спросила у мисс Монтойи, увидев, как та в очередной раз смотрит на свои электронные часы, — но сколько они провозились потом, непонятно. Такое впечатление, что вечность.
Переброску планировали на полдень. Если перемещение произошло вовремя и вероятностные расчеты не ошиблись насчет максимального сдвига, то сейчас часов шесть вечера. Тогда для вечерни слишком поздно. А если это все-таки вечерня, почему колокол все еще вызванивает?
Он может звонить и на службу, и на похороны, и на венчание. В Средневековье колокола звонили почти непрерывно, возвещая о вторжениях и пожарах, помогая заблудившимся детям найти дорогу к дому и даже отгоняя грозы. Мало ли почему он звонит.
Мистер Дануорти, ни секунды не сомневаясь, назвал бы этот звон похоронным. «Продолжительность жизни в XIV веке составляла тридцать восемь лет, — сказал он, когда Киврин впервые выразила желание отправиться в Средневековье. — И то, если не помрешь от холеры, оспы и заражения крови, если не отравишься гнилым мясом или грязной водой и не попадешь под лошадь. И тебя не сожгут на костре как ведьму».
«Или не погибнешь от холода», — подумала Киврин. Ее уже начало пробирать, хотя она пролежала тут всего ничего. Острый угол, впивающийся в бок, казалось, просверлил ребра и подбирался к легкому. Мистер Гилкрист велел вылежать несколько минут, а потом неуверенно подняться на ноги, будто приходя в себя. Киврин решила, что несколько минут будет маловато, учитывая данные вероятностных расчетов о проходимости здешних дорог. Ждать какого-нибудь путника явно придется подольше, и она не собиралась упускать преимущество мнимой потери сознания.
Ведь это действительно преимущество, как бы там мистер Дануорти ни уверял, что половина Англии набросится на лежащую без чувств женщину с целью изнасиловать, а вторая половина потащит ее на костер как ведьму. Если Киврин будет в сознании, спасители начнут задавать вопросы. Если же она будет лежать в отключке, они начнут строить предположения сами — обсуждать, куда ее везти, гадать, кто она и откуда. И это куда информативнее, чем «Кто вы такая?» в лоб.
Но теперь ей все отчаяннее хотелось сделать именно так, как советовал мистер Гилкрист, — встать и оглядеться. От земли тянуло холодом, в боку кололо, а голова начинала гудеть в такт колоколу. Все как предупреждала доктор Аренс. Перемещение в такое далекое прошлое вызывает симптомы, сходные с перемещением между часовыми поясами — головную боль, бессонницу и сбой суточных ритмов. Киврин почувствовала, что мерзнет. Это что, тоже из-за разницы во времени или земля такая остывшая, что даже подбитый мехом плащ не спасает? Или сдвиг получился больше расчетного, и сейчас на самом деле глухая ночь?
Кстати, если она угодила точно на дорогу, то отсюда определенно надо уходить. Иначе в темноте ее затопчет несущийся всадник или переедет повозка — под боком чувствовалась тележная колея.
