Тесс Герритсен - Химера
Вслушиваясь в переговоры по каналу связи, Джек быстро понял, в чем состоит сложность ситуации, с которой работал Карпентер. С такой же проблемой столкнулся Джек и на своей комплексной тренировке два года назад, когда еще был в отряде астронавтов, готовясь к полету 145. Экипаж корабля сообщил о резком падении давления в кабине. Времени на то, чтобы найти причину, не хватало: нужно было начинать аварийный сход с орбиты.
Оператор службы динамики полета, который сидел в первом ряду пультов, известном как «окоп», быстро выстраивал траектории полета, чтобы определить лучшее место посадки. Для наземных служб это не игра – все слишком хорошо понимали: если бы ситуация была настоящей, на карту были бы поставлены жизни семи человек.
– Давление в кабине упало до семисот тридцати пяти миллиметров, – сообщили из контроля среды.
– Авиабаза Эдвардс, – объявил оператор динамики полета. – Посадка ориентировочно в тринадцать ноль-ноль.
– При этой скорости давление в кабине упадет до трехсот семидесяти миллиметров, – сообщил оператор контроля среды. – Советую надеть шлемы уже сейчас, до входа в атмосферу.
Оператор связи передал рекомендацию «Атлантису».
– Вас понял, – ответил командир Вэнс. – Шлемы надеты. Включаем двигатели для схода с орбиты.
Сам того не желая, Джек поддался общему настроению. Пока шли секунды, он неотрывно смотрел на главный экран зала – там на карте мира был отмечен путь корабля. Он знал, что все эти сложные ситуации специально разрабатывались неутомимой командой имитации полетов, но это зловеще-серьезное упражнение подействовало и на него. Джек не ощущал напряжения собственных мышц, он лишь внимательно следил за сменой мелькавших на экране данных.
Давление в кабине упало до трехсот семидесяти миллиметров.
«Атлантис» вошел в верхние слои атмосферы. Связь прекратилась, начались двенадцать долгих минут тишины, когда от трения о воздух вокруг орбитальной ступени образуется облако ионизированного газа, препятствующее коммуникациям.
– «Атлантис», прием, – произнес Капком.
Неожиданно по каналу связи прорвался голос командира Вэнса:
– Хьюстон, слышим вас хорошо.
Посадка, состоявшаяся мгновение спустя, прошла идеально. Игра окончена.
В ЦУПе раздались аплодисменты.
– Молодцы, ребята! Справились отлично! – похвалил руководитель полета Карпентер. – Разбор в пятнадцать ноль-ноль. А сейчас давайте прервемся на обед. – Ухмыльнувшись, он стащил наушники и наконец посмотрел на Джека. – Привет, сто лет тебя не видел.
– Изображаю из себя врача перед гражданскими.
– Погнался за большими деньгами, а?
Джек рассмеялся:
– Ага, прямо не знаю, куда их девать. Может, подскажешь? – Джек оглядел операторов, сидевших за пультами в расслабленных позах, с газировкой и принесенной из дома едой. – Тренировка прошла нормально?
– Я доволен. Мы все преодолели.
– А экипаж шаттла?
– Они готовы. – Карпентер понимающе взглянул на него. – И Эмма тоже. Она в своей стихии, так что, Джек, не нервируй ее. Сейчас ей нужно собраться.
Это был не просто дружеский совет. А предупреждение: «Держи все личные дела при себе. Не порти боевой дух экипажу».
Джек чувствовал себя несколько подавленным и виноватым, ожидая Эмму в удушающей жаре у Пятого корпуса, где находились тренажеры. Она вышла вместе с остальными членами экипажа. Похоже, кто-то только что рассказал анекдот, потому что все смеялись. Затем Эмма увидела Джека, и улыбка исчезла с ее губ.
– Я не знала, что ты приедешь, – сказала она.
Он пожал плечами и робко ответил:
– Я тоже.
– Разбор полета через десять минут, – предупредил Вэнс.
– Я приду, – пообещала она. – Не ждите меня, идите. – Эмма подождала, пока экипаж не уйдет, и снова обернулась к Джеку. – Мне и в самом деле нужно их догнать. Послушай, я понимаю, этот старт все усложняет. Если ты приехал из-за документов о разводе – обещаю: я все подпишу, как только вернусь.
– Я приехал не из-за документов.
– Есть какая-то другая причина?
Он помолчал.
– Да. Хамфри. Кто его ветеринар? Это на случай, если он проглотит комок шерсти или еще что-нибудь.
Эмма ошеломленно посмотрела на него:
– Тот же, что и всегда. Доктор Голдсмит.
– Ах да.
Некоторое время они молча стояли под палящими лучами солнца. По спине Джека стекал пот. Эмма вдруг показалась ему такой маленькой и хрупкой. И тем не менее эта женщина прыгала с парашютом. Она могла обскакать его на лошади, могла бесконечно кружиться в танце. Его красивая бесстрашная жена…
Эмма обернулась, взглянув на Тридцатый корпус, где ее ждал экипаж:
– Мне нужно идти, Джек.
– Когда ты отправляешься на мыс Канаверал?
– В шесть утра.
– Вся твоя родня будет на запуске?
– Конечно. – Она помолчала. – Ты ведь не приедешь? Верно?
Катастрофа «Челленджера» была еще свежа в его памяти: ужасный столб дыма, перечеркивающий голубое небо.
«Я не смогу смотреть на это, – подумал он. – Я только и буду представлять себе худшее».
Он покачал головой.
Эмма ответила на это холодным кивком и взглядом, который говорил: «Мне трудно быть такой же невозмутимой, как ты». Она уже собралась уходить.
– Эмма! – Он вытянул руку вперед и, мягко потянув жену к себе, заставил ее обернуться. – Я буду скучать по тебе.
Она вздохнула:
– Конечно, Джек.
– Честно.
– Ты не звонишь мне неделями. А теперь говоришь, что будешь скучать. – Она рассмеялась.
Горечь в голосе Эммы причиняла ему боль. Больно было и оттого, что она говорила правду. Последние месяцы Джек действительно избегал ее. Ему было тяжело находиться рядом, потому что на фоне успеха Эммы он еще острее чувствовал себя неудачником.
Надежды на перемирие не было, он это понял по холодности ее взгляда. Оставалось лишь одно – вести себя благородно.
Джек отвел взгляд, вдруг осознав, что ему тяжело смотреть на жену:
– Я приехал пожелать тебе благополучного полета. И удачного путешествия. Помашешь мне рукой, когда будешь пролетать над Хьюстоном? Я буду ждать.
На небе МКС будет казаться движущейся звездочкой, светящей ярче Венеры.
– Ты тоже помаши мне, хорошо?
Оба вымученно улыбнулись. И все-таки, прощаясь, они ведут себя прилично. Джек раскрыл объятия, и Эмма прильнула к нему. Но обнимались они недолго и так неловко, будто незнакомые люди, которые встретились в первый раз. Он чувствовал прикосновение ее тела – такого живого и теплого. Затем Эмма отпрянула и направилась к зданию Центра управления полетами.
Она остановилась только раз, чтобы помахать ему на прощание. Солнце било ему в глаза, и, сощурившись, Джек видел только темный силуэт Эммы, ее волосы, развевающиеся на горячем ветру. И вдруг понял: никогда прежде он не любил ее так сильно, как в тот момент, глядя ей вслед.
19 июляМыс КанавералДаже на расстоянии это зрелище захватывало дух. Установленный на стартовой площадке 39-Б и освещенный яркими прожекторами, шаттл «Атлантис» с гигантским оранжевым топливным баком и сдвоенными ракетными ускорителями, словно маяк, возвышался в черноте ночи. Пусть это зрелище было уже знакомо – вид освещенного шаттла на стартовой площадке всегда приводил Эмму в трепет.
Остальные члены экипажа, стоявшие рядом с ней на асфальте, тоже молчали. Чтобы изменить режим, они проснулись в два часа ночи и вышли из своего временного жилища на четвертом этаже Здания операций и проверок, чтобы полюбоваться чудищем, которое унесет их на орбиту. Эмма услышала крик ночной птицы и ощутила холодный ветер с Мексиканского залива – он освежил и разбавил болотистый запах здешних земель.
– Как-то робеешь, да? – с мягким техасским акцентом заметил командир Вэнс.
Остальные пробормотали что-то в знак согласия.
– Чувствуешь себя маленьким, как муравей, – признался Ченоуэт, единственный новичок в экипаже. Это его первый полет на борту шаттла, и он излучал такое возбуждение, что, казалось, вокруг него образовалось электрическое поле. – Я забываю о том, какой он огромный, а когда вижу снова, всегда думаю: «Боже, какая махина. И мне, сукину сыну, выпала удача оседлать ее».
Все рассмеялись – такой тихий, неловкий смех характерен, скорее, для прихожан в церкви.
– И не думал, что неделя может тянуться так медленно, – признался Ченоуэт.
– Глядите, парень устал быть девственником, – сказал Вэнс.
– Верно, черт возьми. Я хочу туда. – Взгляд Ченоуэта жадно устремился в небо. К звездам. – Вам уже открылась эта тайна, а мне не терпится ее узнать.
«Тайна».
Ее знали только немногие избранные, те, что уже побывали в космосе. Эту тайну не передашь другому, ее нужно пережить, увидеть собственными глазами черноту космического пространства и голубизну Земли далеко внизу. Ощутить прилив тяжести, когда ускорение вжимает тебя в кресло. Вернувшимся из космоса астронавтам свойственна особая многозначительная улыбка, словно они хотят сказать: «Я приобщился к такому, о чем большинство землян не узнают вовек».
