Мэри Расселл - Птица малая
– На какой позиции вы играли? – спросил Джон.
– На второй базе обычно. Недостаточно длинные руки, чтобы играть на внешней части поля. Я был весьма хорош на приеме – в основном одиночные и дубли. Ну, может, не так уж и хорош, но любил это дело.
– Отец Генерал утверждает, что у него до сих пор шишка там, где вы ударили его по лодыжке, пытаясь захватить третью базу. Он говорит, вы были просто дикарь.
– Это клевета! – воскликнул Эмилио.
Негодуя, он протиснулся в дверь и отнес корзину к веревке.
– Грубиян – да. Варвар – вполне вероятно. Но дикарь? Только если счет был равный.
С этой корзиной они управились вместе, прислушиваясь к звукам позднего утра, стуку кастрюль и сковородок на кухне, когда брат Косимо начал готовить завтрак, – и теперь молчание было дружеским.
– Джон, а вы интересуетесь бейсболом? – спустя какое-то время спросил Эмилио из-за рядов влажного белья.
– Фанат «Щенков», – пробормотал Джон. – Проклятие жителя Чикаго.
Отпихнув полотенце, Сандос уставился на него широко открытыми глазами:
– И насколько плохи дела?
– Я бы не рискнул на них поставить.
– Понятно. Вот оно что! – Сандос уронил полотенце. Наступила задумчивая пауза.
– Что ж, теперь ясно, почему Джулиани приволок из такой дали вас.
Внезапно Джон услышал голос отца Генерала:
– Фолькер, мне нужен кто-нибудь, чтобы позаботиться о безнадежной развалине, вернувшейся с Ракхата. Доставьте сюда фаната «Щенков».
– Вы не безнадежны, Эмилио.
– Джон, я могу рассказать о безнадежности такое, чего не поймет даже фанат «Щенков».
– А вы испытайте меня.
Когда Сандос вновь заговорил, он уже сменил тему:
– Итак. Как дела Сан-Хуана в этом году?
– На три очка опережают всех. Они стали чемпионами в пятьдесят восьмом, – сказал Джон, радуясь, что может сообщить хорошие новости.
Эмилио снова выглянул из-за простыней, блаженно улыбаясь, кивнул пару раз и с удовлетворенным видом вернулся к работе. Сделав паузу в своем продвижении вдоль веревки, Джон сквозь брешь в простынях посмотрел на Сандоса:
– Вы знаете, что это первый раз, когда вы спросили о текущих событиях? Слушайте, это сводило меня с ума! Ведь вы улетели еще до моего рождения! Вас не интересует, что произошло? Какие войны завершились, кто победил и все такое? Технологические революции, медицинские достижения? Вам это даже нелюбопытно?
Сандос уставился на него, приоткрыв рот. Наконец уронил полотенце в корзину, попятился к каменной стене и сел, вдруг ощутив усталость. Коротко рассмеявшись, он покачал головой, затем посмотрел на Джона сквозь прядь черных и серебряных волос, упавшую на глаза.
– Дорогой отец Кандотти, – сказал он устало, – позвольте объяснить кое-что. В последние пятнадцать лет или около того где мне довелось жить? В тридцати разных местах. Четыре континента, два острова. Две планеты! Астероид! Семь или восемь экосистем, от пустыни до тундры. Общежития, бараки, пещеры, палатки, хижины, хампийс… Я говорил на дюжине иностранных языков, иногда на трех одновременно. Я дискутировал с тысячами незнакомцев в цивилизации, включающей три разумных вида и, возможно, двадцать национальностей. Жаль вас разочаровывать, но запасы любопытства иссякли.
Вздохнув, Эмилио подпер голову руками, стараясь, чтобы механизм суставов не запутался в волосах.
– Джон, будь моя воля, со мной больше не случилось бы ничего нового или интересного, покуда я жив. Прачечная лучше всего соответствует моим притязаниям. Ни быстрых движений, ни внезапных шумов, ни умственного напряжения.
– Ни чертовых вопросов? – грустно предположил Джон, усаживаясь рядом с Сандосом на стену.
– Ни чертовых вопросов, – подтвердил Эмилио.
Вскинув взгляд, он посмотрел на скалистые холмы, вздымавшиеся на востоке.
– И малая вероятность насильственной смерти, уничтожения и деградации, друг мой. У меня была пара трудных лет.
Джона Кандотти больше не удивляло, что люди исповедуются ему с легкостью. Он был терпим к человеческим недостаткам, и редко когда затруднялся сказать: «Что ж, ты сплоховал. С каждым случается. Все в порядке». Самой большой его радостью было даровать отпущение грехов, помогать людям прощать себя за то, что они несовершенны, исправлять что-либо и внушать надежду. Возможно, это удобный случай, подумал Джон.
– Не хотите рассказать об этом?
Поднявшись, Сандос вернулся к своей корзине с полотенцами. Когда та опустела, он обернулся и увидел, что Кандотти все еще сидит на прежнем месте.
– Я могу закончить работу сам, – коротко сказал Эмилио и снова исчез в подвале.
Все это время Винченцо Джулиани не бездельничал, а расследование по Ракхату не прекращалось. Выдавшуюся паузу отец Генерал использовал, дабы пересмотреть свою стратегию. Ситуация требует иного курса и больше парусов, решил он и созвал собрание с участием Кандотти, Бера, Рейеса и Фолькера. На этих слушаниях, сообщил им Джулиани, у них две задачи. Одна научная, базисная: собрать информацию о самой миссии и о Ракхате с его обитателями. Но другая – пасторская. Собрат священник прошел через экстраординарные испытания и нуждается в помощи, признает он это или нет.
– После долгих раздумий, – сказал отец Генерал, – я решил предоставить вам копии миссионерских докладов, сделанных Ярбро и Робичоксом, а также кое-какие частные сообщения от них.
Он передал им пароли, необходимые для раскрытия файлов, и продолжил:
– Уверен, вам не нужно напоминать, что информация конфиденциальна. Прочитав материалы, вы поймете, что Эмилио не вполне откровенен насчет действий миссии. Полагаю, он намерен полностью сотрудничать с нами по нашей первой задаче и расскажет, что произошло на Ракхате, – покуда это не затрагивает его личного умонастроения, прошлого или настоящего. Что подводит нас ко второй задаче. Джулиани поднялся.
– Мне стало ясно, что в эмоциональных проблемах Эмилио присутствует некий персональный теологический аспект. Лично я убежден в искренности его духовной вовлеченности на первом этапе миссии.
Прекратив вышагивать, Джулиани остановился прямо напротив Йоханнеса Фолькера.
– Я не прошу вас быть легковерными, когда будете читать доклады миссии, но прошу принять за рабочую гипотезу, что утверждения его руководителей поданному вопросу верны.
Фолькер кивнул неопределенно, и Джулиани возобновил свое кружение по комнате, задержавшись у окна. Отодвинув прозрачную штору, выглянул наружу. Затем сказал:
– С ним что-то случилось. И это изменило все. Пока мы не узнаем, что это было, будем плыть в темноте.
По мере того, как проходили дни, Джулиани заметил изменения в самом Сандосе. В целом здоровье его улучшалось благодаря некоторому ослаблению депрессии и набору недавно имплантированных полупроницаемых стержней, впрыскивавших равномерные дозы витаминов С и D, а также производные калцентонина и остеокластовые ингибиторы прямо в кровеносные сосуды. Апатия постепенно сходила на нет, хотя неясно, происходило это благодаря тому, что Эмилио лучше себя чувствовал и больше двигался, или потому, что его психическое состояние приходило в норму. Кровоподтеки и синяки уже не появлялись от легкого ушиба. Вероятность спонтанных переломов костей тоже стала снижаться.
