Юрий Петухов - ЧУДОВИЩЕ (сборник)
Первое, на что он обратил внимание, войдя в магазин, была его собственная перчатка, мирно лежавшая на подоконнике. Смятая и перекрученная, она вызывала жалостливое чувство, как брошенная хозяином собака, — на подоконнике перчатке было неуютно и одиноко. Сашка тут же ликвидировал эту несправедливость и сунул перчатку в карман.
Красноглазый был на своем месте у прилавка. Он внимательно изучал журнал поступлений книгообмена и громко сопел при этом, отдуваясь тяжело время от времени. Продавщица копалась в книгах, перекладывала их с места на место без видимой системы. Столь же фирменная, как и вчера, но не повторяющая в сегодняшнем своем наряде ни единой вчерашней этикетки, она походила на манекен, выставленный в витрине на обозрение.
— Здрасьте, — еле слышно проговорил Сашка, прислоняясь к стене.
Продавщица не ответила. Красноглазый окинул вновь прибывшего клиента мутным взглядом, пробурчал невнятно что-то похожее на: "А-а-а, приперся дебошир, чего еще?" И отвернулся.
Сашка не прореагировал на слова красноглазого. Он просто стоял и в упор смотрел на продавщицу, не говоря ни слова. И на душе у него при этом было спокойно, даже весело немного дескать, вот он я, пришел, а как там будут разворачиваться события, мы с большим интересом и огромнейшим удовольствием поглядим"!
Клиентов почти не было, если не считать робкой женщины в сереньком пальто и сереньком платочке, почтительно выжидавшей, когда фирменная продавщица соблаговолит ею заняться. Красноглазый пыхтел, сопел и косился на Сашку. Он первым заподозрил что-то неладное.
— Что вам? — наконец заметила Сашку продавщица.
Он помотал головой, не отводя глаз.
— Ровным счетом ничего.
— Ну-ну… а у вас там что еще? — продавщица снизошла до серенькой женщины. — Вы карточки заполнили? В четырех экземплярах? Нет?! — Возмущению не было предела. — А для кого инструкции и правила во всю стену пишут?!
Женщина пугливо заозиралась и принялась каяться в своей несуществующей вине, вымаливать прощение у надменной и гордой хозяйки обменного пункта. На лице у нее появились слезы, голос дрожал. До Сашки дошло, что карточек у женщины нет, а попросить их у грозной продавщицы она не решается.
— Обслужите клиента, — проговорил он тихо и очень ровно.
Продавщица посинела, потом позеленела, кулаки ее сжались, руки задрожали. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы Сашка одновременно со всем этим не достал из кармана записной книжки. Проделал он это неторопливо и как бы нехотя. Раскрыл книжечку на чистой странице, поднес почти к глазам так, чтобы никто не видел, что он там будет писать. И очень аккуратно, почти каллиграфическим почерком, закусив от усердия губу, вывел сначала цифру один, потом жирную точку и вслед: "Какое же мы все-таки дурачье, прости Господи!" Подумал — не стоит ли еще чего добавить. Решил, что хватит, и спрятал книжечку обратно.
Продавщица скорее всего ничего не поняла. Правда, и испугаться не испугалась. Но заготовленный было в ее груди крик там и умер.
Не часто доводилось Сашке видеть подобные существа в растерянности. Но он не бросил спасительной веревочки, промолчал, все так же серьезно, без тени улыбки глядя в глаза этой хорошенькой, но чувствующей себя человеком особого сорта девчушке.
— Да он мне работать мешает… — неуверенно проговорила она, бросая взгляд, ожидающий поддержки, на красноглазого.
Но за тем было наблюдать еще забавнее, чем за ней. Казалось, что его кто-то невидимый одной рукой держал за горло, чтобы помалкивал, а другой поливал сверху кипятком — багровое лицо, выпученные бессмысленные глаза, раскрытый, но беззвучный рот.
— Нате, вот вам карточки! — вспомнила продавщица про серую женщину.
Та подхватила четыре листочка плотной бумаги и, не переставая кланяться и шептать слова благодарности, заспешила к подоконнику заполнять их "в соответствии с правилами".
— Ты чего тут? — наконец еле выдавил из себя красноглазый. — Чего ты? — в голосе его не чувствовалось угрозы, лишь полнейшее недоумение и растерянность.
— Чего надо, — заверил его Сашка.
Продавщица уселась и принялась судорожно листать свой журнал, делать там какие-то пометки. Сашка внимательно наблюдал за нею, хотя та прикрывалась поднятою страничкой.
Через минуту он снова вытащил ручку и книжку. Красноглазый на этот раз оказался шустрее. Налег на Сашку огромным животом, припер к стене.
— А ну топай отсюда, гад, да прячь давай свою книжку, ты чего, падла! — понес он на одной ноте, быстро-быстро, вытаращивая глаза настолько, что Сашке стало, страшно за него.
— Лопнешь, дружок, — сказал он миролюбиво и ткнул без размаху, но сильно и резко кулаком в бок обидчику. Отшатнуться ему не дал, придержал за лацкан пальто. — Ты не расстраивайся, главное, тебе это вредно.
Никто ничего не видел — и это ошеломило красноглазого. Сашка хорошо знал подобный тип людей, которые работали на публику и без ее поддержки оказывались самыми жалкими трусами. Вот и сейчас у красноглазого затрясся подбородок, он опять беззвучно раззявил рот.
— Ты вот что, дружок, скажи мне честно и откровенно, тихо начал Сашка, не отпуская от себя толстяка, — у тебя здесь что — весь околоток куплен? Нет? Так что же ты, гнида, — голос его стал злым, но не повысился ни в малейшей степени, — что же ты, шакал вонючий, тут свои порядки заводишь?! Давно на параше не сидел?! Осмелел?! Что дуешься, пузырь, лопнешь ведь!
Красноглазый с надеждой уставился на продавщицу. Но та сама ничего не понимала, ничего почти не могла разобрать. Она перегнулась через прилавок и с любопытством следила за происходящим. Помогать красноглазому явно не собиралась.
— Ты вот что, дружок, сейчас тихо-тихо поплывешь отсюда, понял? И при мне тебя здесь не будет, понял? — Сашка уже без злости, почти дружески ткнул красноглазого в другой бок, — а возникать будешь, лафе твоей конец придет, понял? Ты сколько тут за день огребаешь? — Не дождавшись ответа, он легонько отпихнул от себя красноглазого, повернул его лицом к двери, подтолкнул к ней. — Прощай, мой друг любезный, когда мы свидимся еще, о-хо-хо!
Книголюб-завсегдатай послушно направился на выход. Сашка даже не стал смотреть ему вслед, знал — не осмелится ослушаться. Ну и конечно, переждет на улице где-нибудь, потом вернется. Но это уже потом, без него… Он обратил внимание, что за все это время не выпустил книжечку из рук, она даже смялась немного. Посмотрел на любопытную продавщицу с осуждением, качнул головой и вывел цифру два. Потом столь же старательно написал под нею: "Нет, по капле раба не выдавишь из себя, одним махом его давить надо, проклятого!" И снова спрятал книжку в карман.
