Юрий Петухов - ЧУДОВИЩЕ (сборник)
Машинистка Леночка вырвала его из потока грез.
— Растешь, Саша, прям-таки на глазах, — произнесла она не без иронии, — ба-альшой человек стал!
Сашка подмигнул ей, дескать, ирония ваша понятна, но не совсем уместна.
— Сама понимаешь, дело-то в алгоритме!
Леночка рассмеялась, рассыпая по плечам шелковистые светлые пряди — она всегда при смехе закидывала голову назад. Ее поддержали остальные. Никто Сашке не завидовал, никто не хотел замещать заведующую — своих дел хватало, да и ничего это не предвещало, кроме лишней нервотрепки и нагоняев.
— Ладно, надо перекурить это дело, — сказал Сашка и направился к своему месту возле дворцовой урны.
Синькова на привычной позиции почему-то не оказалось. А Сашке не терпелось выложить новость приятелю. Он даже растерялся на мгновение, но потом сообразил, где искать Толика. Отворив дверь в туалет, он тут же пожалел об этом. Увиденное поначалу оттолкнуло его, чуть было не заставило выйти, но Сашка превозмог себя, тихонько притворил за собой дверь.
Толик ничего не видел, ничего не слышал — он был увлечен. Согнувшись в три погибели, намурлыкивая что-то под нос, он большой отверткой ковырялся в стене, другой рукой придерживал плитку, чтоб не упала, не раскололась.
— Ты чего, в штукатуры-отделочники переквалифицировался? — мягко, чтобы не напугать, спросил Сашка.
Толик на мгновение съежился, застыл. Но, видно, был не из пугливых, тут же нашелся. Причем не оборачиваясь.
— Да вот — на полу валялась, — он щелкнул пальцем по плитке, — приладить хочу.
Плитка под действием отвертки Толика только что отлетела, и потому приладить ее было довольно-таки трудно, тем более без цементного раствора. Обернулся Толик лишь через несколько секунд, когда полностью совладал с собой.
— Не выходит, — откровенно и нагло заявил он Сашке в лицо. И сунул плитку в карман.
— Ладно, пошли посмолим, — предложил Сашка.
— Пошли, — согласился Толик и добавил: — Вон, кстати, зеркальце-то в сушилку вставили. Ящик их у них, что ли?
Сашка пропустил Синькова вперед. Сам задержался, заглянул в зеркало. Лицо было свежим, даже румяным и непривычно уверенным. Да и вообще сегодня он выглядел отлично, как на самых лучших фотографиях времен золотой юности. Вот только что-то странное было в лице, незнакомое. А что именно — Сашка никак не мог понять, ведь вроде бы все в порядке, даже лучше, красавец удалой — купец молодой! Так в чем же дело? Тьфу! Он не стал заниматься самокопанием. Все в норме — и точка!
Когда подошел к дворцовой урне, прежде чем прикурить сигарету, очень тихо бросил Толику:
— Я ничего не видел, понял?
Тот молча кивнул, опустил глаза.
За окошком на этот раз убирал территорию общий отдел — их пореже, но все-таки привлекали к трудовой деятельности. Хотя Сашка знал, что изо всех отделов, пожалуй, лишь этот работает добросовестно и кропотливо — входящие-исходящие, куда от них денешься, — но ему не было жаль канцеляристов, пусть разомнутся немного! Авось в этот день меньше на его стол ляжет бумаг для исполнения!
— Вот сачки подобрались, гляди-ка, вшестером метлу тащат. — Сашка толкнул Толика в плечо, решил развеселить немного, а то уличенный приятель никак опомниться не мог. Про свои новости Сашка решил ему ничего не говорить, обойдется.
В этот раз он докурил сигарету очень скоро — стояние у урны почему-то не казалось привлекательным.
— Ты куда? — придержал его за локоть Синьков. — Только начали, постой.
— Хорош травиться, — улыбнулся Сашка.
Толик локтя не выпускал.
— Трепаться не будешь? — спросил вдруг сдавленно и заискивающе.
Сашка промолчал, лишь поглядел на Синькова выразительно. Тот расслабился, вздохнул.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — сказал он уже другим тоном.
— Ковыряй, ковыряй, Толя, — доверительно проговорил Сашка на ухо приятелю, — глядишь, скорее развалится один из столпов бюрократии. Мне не жалко.
Говорил он одно, но в глазах стояло неодобрение. И Толик это почувствовал. Друзьями особыми они не были. А теперь, видно, и в приятельских их отношениях трещинка образовалась.
— Ну все, пошел! — Сашка высвободил локоть.
Леночка встретила его укоризненным вопросом:
— Ты где шлындаешь, чучело? Николай Семенович заходил!
— Ну? — не понял Сашка.
— Чего нукаешь? Отпрашиваться у тебя! — Леночка снова запрокинула голову, хвастаясь точеными беленькими зубками. Короче, он в министерство уехал, к концу дня, может, вернется, понял? Просил передать. Ведь ты у нас теперь за главного.
— Вот последнее — точно, я крутой бугор! — отшутился Сашка. — Всех в ежовые!
Выждав полчаса, Сашка записался в "Книгу местных командировок", на ходу оповестил женщин сектора:
— Я на согласование в управление, через часика… нет, к обеду скорее всего буду. Привет!
— Привет, бугорок! — за всех ответила Леночка и помахала рукой.
Сашка успел почти впритык — через минуту институтский «рафик» должен был отъехать. Он курсировал между институтом и министерством постоянно, было и расписание поездок, конечно, но водитель «рафика» не ждал ни минуты, к этому все были давно приучены.
— Дверь плотнее прикройте, — и это было все, что можно услышать от молчаливого водителя.
Тронулись. Сашка сидел с краю, поглядывал в окошко. Никого из близких знакомых в машине не было, и уже за одно это можно было благодарить судьбу. Чиновный люд сидел тихо и степенно, придерживая на коленях портфели и папочки. Маршрут был привычный до тошноты. Так же благообразно и тихо поедут назад. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год все одно и то же.
Прежде это послужило бы Сашке поводом для тоскливых и занудных размышлений, но только не теперь. Сегодня он был полон желания действовать, причем суетливости как раз не было. Поглядывая на занесенные снегом улицы, на голые черные деревья и пустынные к этому часу остановки, Сашка еле заметно улыбался чему-то своему, щурил глаза. Привычной утренней сонливости как не бывало, можно было смело переписываться из разряда «сов» в «жаворонки». "Ну, ну, спешить не будем, подумалось внезапно, — один светлый день в году и у самого отпетого неудачника бывает!"
Сашка первым выскочил из машины, придержал дверь, пока выйдут остальные. Не торопясь раскурил сигарету, несколько раз подряд глубоко затянулся, выпуская дым струйками через ноздри. А когда за последним из приехавших на «рафике» захлопнулась министерская дверь, швырнул окурок в урну и быстрым шагом свернул за угол. До троллейбусной остановки было рукой подать.
Первое, на что он обратил внимание, войдя в магазин, была его собственная перчатка, мирно лежавшая на подоконнике. Смятая и перекрученная, она вызывала жалостливое чувство, как брошенная хозяином собака, — на подоконнике перчатке было неуютно и одиноко. Сашка тут же ликвидировал эту несправедливость и сунул перчатку в карман.
