Илья Одинец - Импланты
Сомов больше не заглядывал в будущее, надежды у него и у Юленьки не было.
С наступлением холодов он снимет квартиру и будет жить там с дочерью до тех пор, пока не закончатся деньги. А дальше… Юленька вряд ли увидит, что будет дальше.
Погрузившись в горькие мысли, мужчина упрямо тащил тюк к складу.
Внезапно Федор почувствовал толчок и тут же увидел начищенные дорогие ботинки и белые льняные брюки какого-то богача.
— О, простите, — извинился незнакомец.
Федор поднял голову и замер. Он узнал этого мужчину. Его лицо и белый костюм довольно часто украшали обложки глянцевых журналов. Нейрохирург был светским человеком и с удовольствием позировал перед камерами, не забывая рекламировать свою клинику.
Федор ошеломленно смотрел на Сеченова, забыв про тяжелый мешок с шкурами.
— Что-то не так? — поинтересовался хирург.
— Нет, простите, — Федор опустил глаза.
Тюк неожиданно сделался невыносимо тяжелым, Сомов понял, что не удержит его, и опустил груз на землю. Горестно вздохнул, оперся о него спиной и прикрыл глаза.
— Вам плохо? — участливо поинтересовался Сеченов.
— Нет, не беспокойтесь.
Федор не хотел открывать глаза, он мечтал, чтобы живое напоминание о невозможности спасения его дочери исчезло, чтобы хирург, который никогда не станет оперировать его ребенка, поскорее ушел туда, куда направлялся до нечаянного столкновения. Но Сеченов не спешил уходить, напротив, кашлянул, привлекая к себе внимание, и поинтересовался:
— Вы не знаете, где здесь больница?
— Здесь? В порту? — Федор с горькой усмешкой посмотрел на врача. — Здесь нет никакой больницы. Кому нужна больница для грузчиков? Уж понятное дело, никому. Больных здесь не держат. Если хотите, могу проводить вас до аптеки, только вот с этим тюком разберусь.
— Спасибо, мне нужна именно больница. Где-то здесь должна была быть больница для бедных.
— А, — Федор махнул рукой, — вы про старую клинику? Не работает она. Уже полгода, наверное. Больных всех повыписывали да попереводили, а здание снесли.
— Жаль. У меня договоренность с той клиникой об операции, а теперь вот, снова весь график псу под хвост, — нейрохирург достал из внутреннего кармана пиджака дорогой серебряный портсигар, вытащил толстую сигару, зажигалку, и затянулся. — Вы ведь в курсе, что мою клинику ограбили?
Федор кивнул, понадеявшись, что покраснел не слишком сильно.
— Украли все имплантаты для операций на ближайший месяц, так что свободного времени полно. Хотел пока с этой больницей разобраться… да и имплантат из Швейцарии пришел… Но, раз тут такие безобразия творятся, придется подыскать другого пациента. Эх, как же все не вовремя! И лотерея уже проведена, да и заболевание не подходит… А сердцу теперь пропадать.
— Сердцу?
— Да, — Сеченов выпустил в небо толстое кольцо дыма. — Маленькое такое, для ребенка. Шестилетнего.
Федор едва не задохнулся, а нейрохирург спокойно, словно говорил не о спасении чьей-то жизни, а сожалел об остывшем кофе, продолжал:
— Мальчонка в той клинике сердца дожидался. В критическом состоянии был. Донора так и не нашли — не каждый день, понимаете ли, шестилетние дети погибают, и не каждый родитель сердце своего умершего сына отдаст… Пришлось в Швейцарию обращаться, но имплантат уж больно долго делали. Не дождался пацаненок наверняка. Совсем плох был, когда я его осматривал. Ладно. А не подскажите, в какие больницы пациентов перевели? Может, там найдется ребенок, нуждающийся в сердце?
— Найдется! — Сомов сглотнул. — Но не в больнице. Дочь у меня умирает! Ей шесть и она очень больна. Сердцу, ведь, все равно, мальчик это или девочка?
— Все равно. Какой у вашей дочери диагноз?
— Сложный. Там по латыни написано, но справка у меня есть. От хорошего врача. Он сказал… Помогите мне, доктор! У меня есть четыреста кредитов… Понимаю, это очень мало, но… я готов всю жизнь на вас работать, только спасите мою девочку!
Сомов прижал руки к груди и уже был готов упасть на колени, но Сеченов положил руку на его плечо.
— Деньги — не проблема, операция благотворительная. Приводите дочь на прием. Адрес моей клиники знаете?
— Да кто ж не знает! Спасибо! Спасибо вам, доктор!
Мышцы ног Федора ослабли, из глаз покатились слезы. Он бухнулся на колени, не зная, куда деть руки, и уткнулся лбом в песок.
— Ну-ну, поднимитесь, — Сеченов легонько потянул Сомова за ворот рабочей куртки. — Не позорьтесь сами и не позорьте меня.
Но Федор словно не слышал. Сейчас он ничего не соображал, а в голове вертелась единственная мысль: "Моя девочка будет жить!"
Сеченов дотронулся до плеча мужчины и несильно толкнул:
— Поднимайтесь. Не заставляйте меня передумать.
Федор, словно ему под ноги плеснули кипятка, вскочил.
— Я жду вас с дочерью в среду, к десяти утра.
Сомов закивал. Его сердце просто не вмещало всей гаммы чувств, которые он испытывал. Были здесь и недоумение, и счастье, и надежда, и стыд. Недоумение из-за неожиданного подарка судьбы, в которые Федор никогда не верил, счастье и радость за дочь, которой подарят жизнь, надежда на полное выздоровление девочки и стыд за собственные поступки.
Он лично обворовал клинику доктора, который теперь будет делать операцию его дочери. Сеченов — истинный ангел, не зря все газеты и журналы пишут о нем только хорошее. А он, Сомов, просто подлец и негодяй. Потому, что обворовал больницу и потому что никому и никогда об этом не расскажет. Он нагло воспользуется ситуацией и примет помощь Сеченова, ведь вряд ли доктор станет делать операцию дочери вора. Пусть даже вор искренне раскаялся и готов искупить вину.
Хирург отбросил недокуренную сигару в сторону и пошел к воротам, а Федор с поющим сердцем поднял тюк и практически побежал к складу. Ноша уже не казалась ему неподъемной.
Черную рясу, мелькнувшую за одним из контейнеров, он, конечно, не заметил, а о жуткой неправдоподобности истории нейрохирурга даже не задумался.
Вечером он устроит дочери праздник. У них снова появилась надежда!
***
ZW6YHH лежал на операционном столе и улыбался. Он пытался запомнить все ощущения, малейшее движение воздуха, чтобы в полной мере насладиться этим моментом.
Его обнаженное тело чувствовало прохладную поверхность жесткого операционного стола, обитого дерматином, и легкую практически невесомую ткань светло-зеленой простыни, которой прикрыли его наготу. Нос улавливал тонкий запах духов суетящейся рядом с ним медсестры, а уши слышали позвякивание металлических инструментов. Прямо над собой ZW6YHH видел большую круглую лампу с десятком светильников. Пока они не горели, чтобы не слепить глаза пациенту, но как только начнется операция, вспыхнут ярче рождественской елки.
