Евгений Лукин - Сокрушитель
Секунду сутулая спина под белой складчатой простынкой была неподвижна. Потом вдруг судорожно передернулась, и Никита Кляпов медленно повернулся к Кресту. Вперив в уголовника совершенно безумный взор, он отцепил от пояса авоську с тремя капсулами и шваркнул оземь. Стискивая ломик, шагнул вперед, и губы его шевелились, словно Никита затверживал на память какую-то стихотворную строфу
— Ты! Ерш опомоенный! — пронзительным, срывающимся на фальцет голосом выкрикнул он, глядя Кресту в глаза — Гуливаном? Горлохватом набушмачился? Осину — не гну! Устриг?
Оцепенела не только Лика — оцепенел и Крест. Повторялась история с Валаамовой ослицей. Во всяком случае, Никита Кляпов, внезапно заговоривший по-свойски, представлял собой не меньшее чудо.
Но Никита, увы, непредумышленно повторил при этом ошибку самого Креста. Такие слова следовало произносить с глазу на глаз, но уж никак не в присутствии Лики.
Опомнясь, Крест с искаженным лицом шагнул навстречу и вырвал ломик из рук Никиты. Из-за дальней опоры немедленно вылетела зловещая торпеда надзорки. И тут в игру вмешалось еще одно действующее лицо.
— Йоц Йоц! — Взъерошив от восторга седую шерстку, Телескоп запрыгал вокруг Креста, одной лапкой прижимая к груди пакет, а другой (чтобы уточнить, кого именно здесь зовут ершом) тыча в онемевшего от злобы уголовника
По гроб жизни должен быть Никита Кляпов благодарен Телескопу за безумный этот поступок. Ломик свистнул и с хрустом опустился на непрочный череп зверька. Вместо того чтобы опуститься на столь же непрочный череп самого Никиты.
Запоздало треснул неслыханной силы разряд. Никиту отшвырнуло. Крест подпрыгнул, выронил ломик и упал, как бы сразу прилипнув всем телом к стеклистому покрытию. Даже попятившаяся Лика, которую от места щелчка отделяло несколько шагов, — и га ощутила, как волосы ее шевельнулись и затрещали.
Надзорка ткнулась хищным чернильным рылом в голову лежащего и замерла, словно овчарка, готовая кинуться снова при малейшем движении. Никита подскочил к бессильно разбросавшему лапки Телескопу, стал на колени, дотронулся со страхом. Хрустальные глазищи остановились, обессмыслились. Зверек уже не дышал. Забрызганный алыми каплями полуразвернувшийся пакет лежал рядом.
«А кровь — как у нас, красная…» — с интересом подумал кто-то за Никиту Кляпова.
Туг он услышал полувскрик-полувсхлип — и обернулся. Лика, округлив глаза и зажав рот пальцами обеих рук, отступала к стене. Никита перевел взгляд на лежащего рядом Креста — и сам чуть не заорал, настолько это было жутко. Надзорка, растягиваясь и изгибаясь, налезала на бесчувственное тело, надеваясь на него, как резиновая перчатка на руку. Наружу теперь торчали только большие ступни, повернутые пальцами друг к другу. На глазах Никиты змеящаяся бликами тварь обволокла Креста целиком, потом сократилась, словно разом переварив, — и неспешно потекла прочь.
* * *
Вид, пусть не принадлежащего человеку, но все же мертвого тела потряс всех настолько, что даже у словоохотливого Сократыча отнялся язык. Люди стояли вокруг Телескопа в боязливом оторопелом молчании, нарушаемом лишь всхлипами Лики.
— Васька знает? — тихо, почти шепотом спросил кто-то.
— Побежали за ним… — так же негромко ответили ему.
Потом толпу раздвинуло, и к распростертому тельцу шагнул Василий. Все взглянули ему в лицо и тут же отвели глаза. Смотреть сейчас на Василия было страшновато. Несколько секунд он неподвижно стоял над Телескопом, потом медленно присел на корточки и заметно дрогнувшей рукой огладил нежную серебристую шерстку. В гулкой остолбенелой тишине пронзительный щебет побирушек казался особенно громким. Зверьки уже знали о случившемся.
— Кто? — глухо спросил Василий.
— Крест, — виновато сказал Никита.
— Где?
К Василию приблизился Пузырек.
— Вась… — гримасничая от сочувствия, начал он. — Ну ведь не человека же, ну… Не надо, Вась, не связывайся ты… Хватит, пошутил уже разок с надзорками.
— Где? — повторил Василий, поднимаясь. Смуглое лицо его отяжелело, стало угрюмым и беспощадным.
— Да нет его! Нет! — истерически вскрикнула бледная заплаканная Лика. — Нигде его уже нет! Никита! Скажи ему!
Все, включая Василия, повернулись к Кляпову.
Тот беспомощно скривился, разомкнул было спекшиеся губы, но объяснить ничего не успел. Толпа раздалась, пропуская непривычно бесцеремонную надзорку. А дальше на глазах у всех произошло то же самое, чему Лика и Никита были свидетелями каких-нибудь десять минут назад. Тварь растеклась глянцевым чернильным пригорком, обволокла пушистый трупик и, сократившись до прежних размеров, устремилась сквозь шарахнувшуюся толпу.
— Вот… — бормотал Кляпов, тыча пальцем вслед надзорке. — Вот так она и его тоже… Сначала щелчка — насмерть. А потом — вот так…
Кто-то испуганно присвистнул. Кто-то принялся с одичалым видом озираться, словно увидев этот мир впервые.
— Интересно, интересно… — проскрипел несколько замороженный тенорок Сократыча. — А хозяева-то далеко не столь безобидны, как нам думалось раньше…
Однако закончить мысль ему не дали.
— Ну, падлы! — взмыл над толпой звонкий, захлебывающийся от злости голос Ромки. — Ну, я вам сделаю! Хозяева, да? А вот фиг вам, хозяевам!
* * *
Проулки были загромождены вчерашними глыбами. Второй день мужское население маленькой колонии справляло тризну по двум первым покойникам и все никак не могло остановиться. Женщины, правда, уже опомнились и вышли на промысел, но что они могли сделать нежными своими руками с камушками чуть ли не в рост человека!
Новый самогонный аппарат Пузырька выдавал литр за литром, и все же пригорок полупрозрачных бурдючков в заветной кладовке неуклонно таял. Дошло до смешного — стало не хватать сырья, и алые капсулы тут же подскочили в цене.
Правдоискательница Клавка, словно по пояс в облаке, стояла посреди особенно плотного нагромождения камушков и ругательски ругала всех подряд.
— Ну, я вас спрашиваю, есть у них вообще голова на плечах, у хозяев этих? — гремела она на весь проулок, хотя внимал ей один лишь дедок Сократыч, к которому Клавка, кстати, отродясь на «вы» не обращалась.
— Вы знаете, Клава, не уверен, — воспользовавшись паузой, честно ответил он. — Я даже не уверен, есть ли у них плечи…
Но та его даже и не услышала. Должно быть, перед мысленным ее взором теснилась целая толпа слушателей.
— Это что же? — с искренним возмущением продолжала она. — Это и не замахнись на них теперь, на побирушек? Они у тебя из-под носа тюбики воровать будут, мартышки лупоглазые, а ты на них смотри? Да как это вообще можно — с людьми их равнять!