Роман Подольный - Легкая рука
— Не понимаю!
— Ах да! Вы же у нас только второй день… Но неужто никто не успел вам рассказать? Честное слово?
Он вынул из кармана ту самую сиреневую книжечку, что предъявлял швейцару. На обложке было напечатано красными буквами:
ЧЛЕНСКАЯ КНИЖКА КЛУБА ГЕНИЕВ
А внутри стояли его фамилия и имя, год рождения; чуть ниже:
“Дата прививки — 15 октября 1996 года, срок действия — примерно по 17 ноября 1996 года включительно”
Счастливый обладатель членского билета откинулся в кресле, наблюдая за выражением моего лица, и продолжил:
— Видели на соседней площади памятник профессору Физбаху? Так он все это и начал. Впрочем, он ли? Большинство психиатров давно писало о гениальности как об одном из видов сумасшествия. А что сумасшествие иногда может быть результатом заразной болезни — даже вам, мой друг из прошлого, объяснять не надо. Русский академик Петр Лазарев считал связь между болезнью и гениальностью очевидной. Кроме того, врачи не раз замечали: при некоторых болезнях, кончающихся безумием, последнему предшествует своеобразное просветление. В эти короткие недели и месяцы, много реже — целые годы, человек, бывший только способным, проявляет задатки таланта, а талантливый — создает произведения, которые всю предшествующую жизнь были ему не по плечу. Тут поминают, кажется, Ницше, Мопассана, еще кого-то.
Словом, ничего нового Физбах в принципе не открыл. Селекцией с помощью радиации, химии всяческой и прочей чертовщины Физбах вывел-таки свою бактерию величия. Она мобилизует всю мощь мозга, которая ведь используется обычно лишь на несколько процентов. Делает человека гениальным — во всяком случае, очень талантливым. На один месяц. Затем следует короткий период безумия — и смерть.
— Да на ком же он проверял ее действие? — вырвалось у меня.
— На обезьянах, разумеется. Одна из подопытных горилл ходила только на задних лапах и даже сделала сама каменный топор. За два дня до смерти. А под конец, естественно, проверил и на себе.
— На себе?!
— Ну, он не был самоубийцей. Рассчитывал, что за этот месяц гениальности сумеет как-нибудь усмирить свою бактерию. Но не успел. А когда он умер… Что ж, пришлось людям примириться, что за гениальность платят жизнью. Сначала-то на прививку шли только старые графоманы. А потом дело поставили на широкую ногу. На всех перекрестках висели воззвания фирм, колледжей и правительственных учреждений к самоубийцам. У них покупали жизнь за баснословные деньги. Гангстерские банды десятками переключались с продажи наркотиков на поставку “гениев поневоле”. Схватят человека, сделают прививку, а потом — работай там-то, над тем-то, умрешь через месяц, зато семья будет обеспечена. Отказался — сразу конец.
А между тем уже через восемь месяцев после смерти профессора Физбаха двадцать микробиологов основали союз, поставивший своей целью укротить бактерию. По очереди они прививали себе гениальность, причем привитый тут же становился — до своего безумия — руководителем работ. Потом его место занимал следующий гений. Тут же девятнадцать оставшихся в живых выбирали среди лучших микробиологов мира нового двадцатого и посылали ему сообщение о своем решении. Случаев отказа не было.
Когда, наконец, великий Бройс открыл способ усмирить бактерию Физбаха, ни одного из первых двадцати уже не было в живых. Но плод их общего труда налицо. Теперь по-прежнему человек на месяц становится гениальным, или хотя бы талантливым, а через месяц он всего лишь возвращается в обычное состояние. Выздоравливает, а не умирает.
Теперь подзаголовок крупнейших газет гласит: “В нашей редакции работают только гении”. Театры опоясаны рекламами: “На сцене дипломированные гении”. И самые ехидные критики вынуждены писать в таком роде:
“Роман писателя Н. (номер членской книжки клуба гениев 13974698), как и следовало ожидать, гениален. Но мы должны отметить следующие недостатки… Надеемся, что при повторном издании книги гений-редактор сможет устранить эти погрешности…
Гений-критик М. (номер членской книжки клуба гениев…)”. Но почему вы загрустили?
— Представил себе, каково человеку, когда его месяц прожит. И раньше бывало, что гениальность приходила к человеку только погостить и покидала, едва бросив свой отблеск на его труды. Все вокруг видели, что он покинут своей музой, — все, кроме него самого. И человек сохранял надежду. А у вас и сами бывшие гении знают, что случилось. Какая трагедия!
— Ну, это как у кого. Мой кузен обеспечил себя за месяц на всю жизнь — изобрел новый рисунок на чулке и придумал для него небывалую рекламу. Сотня тысяч в год послужила ему неплохим утешением. — Он усмехнулся. — А я сейчас работаю над такой штукой, такой штукой… Жалко, не могу рассказать. Секрет одной фирмы.
Мне стало противно. Я сказал, что не смею отнимать у него время и дальше, раз это — время гения, и история мне не простит…
— Ничего, ничего, у вас еще есть четверть часа. Ведь и гении должны отдыхать, — он облил меня нежным взглядом. — Учтите, кстати, что спрос на гениев все растет. Слишком многие преждевременно сделали прививку… Погодите, а вы-то еще не были гением? Что за вопрос! Конечно! Вы же из прошлого! Пойдемте, я вас порекомендую, без очереди пропустят.
Но я уже выбрался и из-за стола, и из клуба, сидел в своей машине времени и нажимал на кнопку возврата.
1
Перу В. Шекспира принадлежат 154 сонета.
2
Все высказывания спорщиков взяты из статей в ведущих журналах того времени. Василь Андреич — В. А. Жуковский.
