Чарльз Шеффилд - Темнее дня
— Ты хорошо себя чувствуешь? — Судя по ее голосу, Вальния Блум была встревожена больше, чем ей бы хотелось признать.
— Ага. — Себастьян сидел с тупыми глазами. — Отлично.
Яна совсем иначе себя чувствовала.
— И что теперь?
— Несколько часов ровным счетом ничего. — Изучив пустой шприц, Гарольд Лониус удовлетворенно кивнул. — После этого наны так начнут размножаться, что дадут о себе знать. Вы, Себастьян, испытаете лихорадку. Думаю, температура поднимется максимум на градус-другой. Затем вам потребуется много мочиться. Именно так будут выделены узелки. Позаботьтесь о том, чтобы пить много жидкости и тем самым помочь вашим почкам.
— Когда все это закончится? — спросила Вальния Блум. — В самом начале вы предполагали, что четырех-пяти дней будет вполне достаточно.
— Я был излишне консервативен. Обычно так безопаснее. — Лониус упаковал шприц в специальный футлярчик. — Если через трое суток все не завершится, считайте, что я вам обед в ресторане задолжал.
Инженер ушел. Несколько минут спустя Вальния Блум последовала за ним — после того, как проинформировала Себастьяна о том, что его температура и пульс будут отслеживаться дистанционно, а также что вода очень поможет промывке его системы. Яна внимательно за ним наблюдала. Судя по тому вниманию, какое Себастьян уделил словам Вальнии Блум, она с таким же успехом могла поберечь свои легкие.
Затем Яна и Себастьян остались наедине. Это им было не в новинку, поскольку большую часть своей жизни они провели вместе. Но с тех пор, как они покинули Землю, все изменилось. То ли из-за Себастьяна, то ли из-за Яны, но то, что раньше было непринужденным товариществом, теперь стало сущей неловкостью. Себастьян никогда не начинал разговора. Ответы его содержали в себе всего лишь несколько слов. Он казался поглощенным мыслями, затянутым глубоко в свой внутренний мир.
Яна продержалась три часа. Наконец она сказала Себастьяну, что хочет выйти «свежим воздухом подышать» — замечание, совершенно чуждое природе Ганимеда. Он просто кивнул. Покинув изолятор научно-исследовательского центра, Яна направилась вверх. Поверхность спутника находилась всего в четырех уровнях у ней над головой.
У Яны не имелось никакого сознательного плана относительно того, что она будет делать дальше. А потому ей показалось совершенно случайным импульсом, когда она нашла точку доступа к поверхности, натянула один из защитных скафандров с тонкой сверхпроводящей сетью, проследовала еще на один уровень вверх и через целый ряд шлюзов вышла на голые просторы Ганимеда.
Ближе к шлюзу почва, разбитая от прохождения слишком многих людей и транспортных средств, приняла текстуру мелкого песка. Частички льда и слюды под ногами у Яны блестели в лучах далекого Солнца. Слева от себя, чуть поодаль, она увидела солнечные отблески на зазубренных гребнях и ледяных вершинах. Яна знала их название — Сабинские холмы, — но не испытывала никакого желания их исследовать. Краткий укол ностальгии по мягким и округлым контурам Земли пришел и ушел. Яна сказала себе, что теперь ее дом — Внешняя система. Лучше ей было к этому привыкнуть. Пейзаж этого мира обладал своим суровым великолепием.
Только когда Яна вдруг поняла, что неуклонно направляется на запад к скоплению пусковых башен и лесов, что поднимались в черное небо точно сверкающие шпили инопланетного города, до нее наконец дошло, что она делает. Перед ней лежал один из главных космопортов Ганимеда, дом для сотен или даже тысяч судов, различавшихся по размеру от одноместных космических «прыгунов» до полновесных межпланетных лайнеров. В классе последних — Яна еще его не видела, но вовсю высматривала — находился ЛВС «Ахиллес», который готовили к следующему полету от Ганимеда до Внутренней системы. Пол Марр сообщил Яне, что хотя он был в отпуске, он каждый день заходил на корабль, чтобы посмотреть, как идут приготовления.
Яна остановилась, поглазела на неподвижные звезды и задумалась, стоит ли ей идти дальше. Проводить вневахтенные часы с Полом было одно дело, а как последняя дура вмешиваться в его работу — совсем другое. Но когда Яна снова посмотрела на паукообразные деррик-краны и пусковые башни, она вдруг узнала массивные очертания «Ахиллеса». Ноги, принимая приказы откуда-то помимо ее сознания, понесли Яну в том направлении.
Охрана на корабле — да, собственно говоря, и всюду на поверхности — казалась столь символической, что словно бы и вовсе не существовала. Яна запросто смогла приблизиться к «Ахиллесу», воспользоваться лифтом на лесах вокруг корабля и беспрепятственно войти в переходной шлюз. Ее даже, судя по всему, никто не заметил. Но дальше Яну ждал настоящий шок. Выйдя из внутреннего шлюза, она оказалась лицом к лицу с капитаном Кондо.
Он вежливо ей поклонился.
— Приятно снова вас видеть, мисс Яннекс. Могу вам чем-то помочь?
Неужели у него была столь феноменальная память, что в ней запросто хранились имена всех пассажиров, которые когда-либо путешествовали на «Ахиллесе»?
Следующие слова капитана Кондо эту идею перечеркнули.
— Если вы ищете моего старшего помощника, то вы очень удачно выбрали время. Он сейчас в моторном отделении, далеко на корме, но собирался скоро уходить. Хотя вы знаете туда дорогу, я бы в высшей степени предпочел, чтобы вы остались здесь. Я дам ему знать о вашем присутствии.
Тон его был официальным, однако, уже отворачиваясь, капитан добавил:
— Мне думается, я перед вами в большом долгу, мисс Яннекс. Множество раз я побуждал Пола больше отдыхать и развлекаться между полетами, но всегда безуспешно. Похоже вы преуспели там, где я оказался бессилен. Хорошенько повеселитесь с моим старпомом — но, прошу вас, верните достаточное его количество, чтобы лететь на «Ахиллесе».
После этой прощальной шпильки он оставил Яну ждать в одиночестве. Она стояла у выхода из переходного шлюза, радуясь тому, что капитана Кондо здесь не будет, чтобы наблюдать за ее общением с Полом — каким бы оно ни получилось.
Пол появился через несколько минут.
— Яна! — только и сказал он.
Из одного слова приветствия невозможно было понять, действительно ли он рад ее видеть. Скафандр Яны исключал возможность ее обнять или еще как-то проявить свою привязанность.
— Извини, Пол. Я вовсе не собиралась сюда приходить, но потом у Себастьяна началась операция промывки, и я страшную неловкость почувствовала. Хотя я знаю, что все это должно быть безвредно и безболезненно, но у него лихорадка начнется, и я почему-то... — Тут она умолкла.
— Я понимаю. И как долго продлится операция?
— Похоже, никто точно не знает. Три дня. Может, четыре. — Тогда самое худшее, что ты можешь сделать, это все время болтаться вокруг и непрерывно тревожиться. Следующие несколько часов у тебя ничем таким не заняты?
