Кэролайн Черри - Черневог
Тем временем озабоченность Черневога все возрастала, и это можно было видеть по нему.
Петр догадывался, что этим утром случилось что-то плохое, как раз в то время когда он спал. Что-то изменилось в происходящем, о чем знают только эти двое, а Саша ничего не говорит ему об этом.
В этот момент Саша взглянул в его сторону и сказал:
— Петр, ты ничем не обеспокоишь нас, если немного закусишь.
— А может быть, и вы хотите что-то? — спросил он, надеясь на продолжение разговора. На что Саша ответил немного рассеянно:
— Да, это было бы неплохо.
Тогда он вновь разжег притухший было костер, порылся в многочисленных мешках и приготовил ужин. Ивешка всегда говорила, что его кулинарные попытки были в лучшем случае безнадежны. Но ведь нельзя же отправляться в полную неизвестность, подкрепившись только остатками колбасы да черствым хлебом, который Саша захватил с лодки, очевидно, вместе с ивешкиной книгой, которую Петр узнал по знакомым каракулям.
А ведь Саша ни слова не сказал ему о том, что нашел ее. Всегда мог быть соблазн поверить в то, что Саша проявлял заботу о нем в подобной компании, но он лишь закусил губу и постарался отвлечься вообще от мыслей об этом: он не хотел даже интересоваться причинами, по которым Саша поступил именно так, и отказывался даже понимать, почему Саша вернулся сюда и что значило для него предложение Черневога: ведь Змей был слишком хитер, а вопросы, которые могли быть при этом заданы, он, разумеется, слышать не мог.
Не знал он также еще и о том, чего именно из возможных последствий боялись они. Петр слышал лишь одно слово: Драга. Саша назвал это единственное имя, которое Петр связал с происходящим. Кроме этого, Саша говорил что-то о том, что расстояние влияет на колдовство, а Черневог говорил, что на самом краю этих лесов им было бы немного безопасней, чем там, где они находились именно сейчас, но ему кажется, что «что-бы-это-ни-было», оно может чертовски легко подняться вновь и заткнуть эту брешь. Это самое «что-бы-это-ни-было» включало в себя… и Драгу, и ивешкину книгу, и ее собственную жизнь, и какова ни была бы на самом деле беда, в которой оказалась Ивешка, Петр был уверен, что эта беда была связана именно с этим.
Ему нужны были ответы, черт побери. На западе уже вновь слышались раскаты грома: он прислушивался к нему с возраставшей надеждой, рассчитывая на то, что приближающаяся буря могла быть результатом их действий и что в ней мог быть заключен какой-то смысл.
Но сумерки быстро приближались, а гроза все задерживалась, и, потеряв терпенье, он встал, отыскал кувшин с водкой и вновь вернулся на прежнее место, позади костра, поближе к лошадям. Там он уселся, сделал глоток-другой и задумался…
Первая мысль была о Малыше.
Он пролил каплю, но она упала на землю: никто не поймал ее. Он попытался проделать это еще раз, изо всех сил желая, чтобы на этот раз все вышло по-другому. Неожиданно прогремел гром, и как ему показалось, совсем близко. Ему ничего не оставалось, как пожелать, чтобы близившаяся буря оказалась на их стороне. Он подумал и про надвигающуюся отвратительную распроклятую ночь, которая напомнила ему о тех существах, которые не любят свет, и о призраках, подобным тому, которого они собирались отыскать здесь.
Это еще ничего не означает, что старик появлялся ненадолго.
Что-то холодное задело его по лицу и тут же унеслось прочь.
Черневог продолжал упорствовать. Он не был согласен с тем, чтобы привлечь к этому Ууламетса. Нет и нет. Сашины доводы не имели для него никакого смысла: старик не потерпит присутствия Черневога.
Саша подумал, что тот просто боится, а может быть и подслушивает его мысли. Во всяком случае, тот бросил на Сашу обиженный взгляд. Но ведь это было правдой, именно страх охватил Черневога при упоминании Ууламетса, так же как страх охватывал Сашу от предложений Черневога:
«Освободись от своего сердца. Послушай меня, ведь позже ты сможешь вернуть его. Ради Бога, не думай, что это безвозвратная потеря… вот, взгляни на меня. Волшебство и сердце… они не могут быть рядом. Ты не сможешь ничего поделать с ней, пока не разрешишь этот вопрос!"
Саша подумал, испуганно прислушиваясь к недальним раскатам грома, о том, что говорил учитель Ууламетс: «Никогда не пытайся причинить вред своими желаниями…"
— Господи, — на этот раз в полный голос воскликнул Черневог, — тебе не следует слушаться этого старого дурака. Колдовство не поможет нам, малый, не поможет, и оно не может защитить твоего друга…
«Прекрати», — тут же пожелал в его сторону Саша, испугавшись, что их разговор может услышать Петр: он прекрасно понимал, о чем еще думал Черневог. О том, что колдовство не сможет преодолеть все то, что случилось с Ивешкой.
«И как долго ты собираешься не говорить ему об этом?» — спросил Черневог, направляя эту же мысль и Петру. «Не забывай, приятель, что у него находится мое сердце, а я знаю всю правду. Мне не известно, что может произойти, ведь до сих пор я имел дело только с Совой, а она ничего не понимала в происходящем».
Это означало, что Черневог не доволен тем, что Саша поддерживал благодушное настроение Петра. Поэтому он возразил ему: «Ведь для него не будет ничего хорошего в том, что он потеряет меня? Сам ты никого и ничего не любишь, и никогда не любил. И поэтому ты не понимаешь, как сильно это ранит».
«… И слава Богу, что не знаю», — воскликнул Черневог. «Ты тоже не должен знать. Послушайся меня, Саша Васильевич!»
«Нет!"
На мгновенье ему показалось, что он не может дышать. Он почувствовал, что выходит из себя, погружаясь в охвативший его гнев. Но Саша пожелал: нет, никаких ссор, и Черневог так же сильно пожелал им обоим оставаться спокойными, добавив при этом:
«Проклятый упрямец! Ты хочешь нас всех погубить! Замолчи!"
По крайней мере они выяснили, с кем сейчас объединилась Ивешка: это можно было учуять на расстоянии, это можно было легко распознать. Черневог сказал, вспоминая свои ощущения о ее присутствии:
«Это волки, и их гораздо больше двадцати. Это волки, направляемые Драгой». Черневог припомнил очень отчетливо этих созданий, каждое из которых имело свое собственное имя и было очень сообразительным, намного сообразительней, чем они…
«Одно лишь плохо», — заметил Черневог, неожиданно вздрогнув, «это существо думает, хотя всю их массу в общем нельзя считать сколько-нибудь разумной. И если поместить в них свое сердце… один Бог знает… ведь Ивешка никогда не принимала собственных решений. Я боюсь, что она нашла среди них какое-нибудь созданье, которое могло устраивать ее».
Саша почувствовал злость и потребность защитить Ивешку. Но, при всем том, это было правдой.
