Виктор Суханов - Мини-футбол на Маросейке
— Кора работает лишь на подхвате, — так же тихо сказал Ной. — Старшая из них Элизабет. Она связана с местным представителем международной гангстерской организации, торгующей наркотиками. Мы сегодня все утро разбирались с твоими англичанками. Тебя они подозревают в принадлежности к Интерполу.[46] Но все равно твою фотографию оставлять у них ни к чему. Через мафию на тебя могут выйти те, кому нужен наш общий шеф Куртьё. Пленки я сейчас засвечу.
И он не спеша полез в свою пляжную сумку, чем-то там щелкнул, как будто спустил затвор фотоаппарата, потом вытащил оттуда красивые темные очки. Между тем Кора уже торопливо плыла к берегу. Наше соседство с ее сумочкой, видимо, ей не нравилось.
— Поздно, — процедил сквозь зубы Ной, — фото дарить не придется. Мы подозревали, что тебя сфотографируют, и специально захватили с собой излучатель.
Англичанка подошла к нам и, убедившись, что ее вещи никто не трогал, весело защебетала:
— Мальчики, если вас не разочаровали наши пляски, приходите опять на шоу, а потом что-нибудь сообразим…
— Соблазнительная идея! — усмехнулся Ной. — Может, кат пожуем… Только вечером нельзя. Давайте завтра. Завтра как раз четверг, а по закону кат разрешается жевать с двенадцати дня четверга и всю пятницу. В Северном Йемене — другое дело, там можно жевать кат в любой день недели. Как ты, Виктор?
Я буркнул что-то невпопад. Слова Ноя об Элизабет меня потрясли. Девушка, так мне понравившаяся, оказалась человеком мафии и столь умело руководила действиями дурочки Коры? Кажется, я разучился разбираться в людях. Но какая игра! Какая естественность! Ни одного фальшивого жеста или слова! Недооценивать такого противника опасно.
— Ной, кат — это наркотик? — послышался голос Коры.
— Никто толком не знает. Медики спорят по сей день. Йеменцы наркотиком его не признают. Как мы чай. К нему привыкают, только, в отличие от чая, он не возбуждает, а расслабляет. Говорят, что, как и кофе, этот кустарник первым открыли козы, а потом стали жевать и люди. Такие небольшие зеленые листочки…
Я уже пришел в себя настолько, что смог поддержать разговор:
— Главное, в четверг и в пятницу поаккуратнее ездить в автомобиле, а лучше совсем не ездить. Нажевавшиеся ката легко попадают под колеса. Но если в четверг какой-нибудь местный деятель пригласит вас к себе пожевать кат, то это знак большого доверия. Примерно, как в Финляндии приглашают попариться вместе в сауне.
Кора с интересом окинула нас взглядом.
— Так что же, будем вместе париться в сауне или жевать кат? — невинно спросила она.
— Конечно, в сауне, — подхватил Ной, — если вам удастся найти ее в Адене… Впрочем, парилка здесь самая настоящая, длится с апреля по октябрь. Достаточно выйти на улицу…
— И все-таки попробуем пожевать кат, — не унималась Кора, — надо знать собственные возможности.
— Одна моя знакомая, — Ной растягивал слова, — пытаясь выяснить свои возможности, так много знала о себе, что некоторые считали ее нескромной…
Мы рассмеялись.
— Куда все-таки делся мой Дидье? — продолжил игру Ной. — Красавица англичанка, видимо, уговорила его захватить совместно какой-нибудь остров в Индийском океане и основать новую англо-французскую колонию…
— Нет, — подхватила Кора, — они скорее всего добывают со дна морского раковины, кораллы и прочие редкости. Теперь это так модно!
— Да, да, — меланхолически заметил Ной, — теперь многие стремятся приобрести редкости. Когда один тулузский врач поместил в местной газете объявление, что в связи с отъездом за границу продает редкую историческую реликвию — череп Вольтера-ребенка, он получил за неделю больше восьмидесяти запросов о цене…
— И во сколько же оценили череп? — поинтересовалась Кора.
— Недорого. Десять тысяч франков, — невозмутимо продолжал Ной.
— Однако! Не знала, что на старых черепах можно хорошо заработать!
Мое тело так завибрировало от сдерживаемого смеха, что стало с молниеносной быстротой зарываться в песок наподобие маленьких крабов, бегавших вокруг нас.
К счастью, к берегу приближались Элизабет с Дидье, и Кора побежала к кромке воды им навстречу, не обратив внимания на мои упражнения в песке.
Жевать кат на другой день мы не стали. Геологи сказали, что рано утром им предстоит отправиться в пустыню. Девочки не настаивали. Ко мне они как-то сразу потеряли интерес, видимо, считая, что моя физиономия осталась запечатленной на пленке в сумочке у Коры и задание они выполнили. Мы мило расстались с возгласами «до завтра!».
Завтра я поднялся очень рано и погнал вверенный мне «пежо» в Литл-Аден. Там, среди мрачных скал, на диком пляже я бросил машину, оставив ключи в ящичке для перчаток. Дидье уже ждал меня в моторке у берега. Мы пересекли бухту и оказались недалеко от вчерашнего пляжа. Здесь в японском вездеходе «ниссан» нас поджидал Ной.
— Ребята, — сказал он, — граница открывается в восемь утра. Добираться до нее часа полтора. Но важно пораньше убраться из Адена. Кажется, становится жарко, хотя жарой тут никого не удивишь.
Оказалось, что у Ноя и Дидье были надежные и интересные связи в городе. Накануне утром они сразу же установили, что Элизабет контактировала с египтянином, известным в местных кругах как резидент «Триады», по их словам, крупной международной шайки, распространяющей наркотики в Африке, Аравии и многих других странах мира. Личностью крайне опасной. Египтянин поручил танцовщицам наблюдать за всеми европейцами, особенно французами, прибывающими в отель «Аден». И по возможности фотографировать их. Поэтому не исключено, что торговцы «белой смертью» не только интересуются молодыми людьми, похожими на агентов Интерпола, но и оказывают услуги спецслужбам, присматривающимся к делам Куртьё…
«Все-таки у Поля точные сведения, — подумал я, — нами действительно интересуется „Триада“.»
* * *Покинув Аден, наш вездеход катил среди бесконечных песчаных барханов. Порой барханы вплотную подступали к асфальту, и тогда половина шоссе оказывалась засыпанной песком.
Конечно, в мире все относительно. Мальчишкой вместе с родителями мне приходилось бывать в Ливии. Вот там действительно барханы! Гигантские желтые дюны! Их высота достигала пятидесяти метров, а длина — десятков километров. Гребни страшных песчаных волн отстояли друг от друга на два километра, и внутри этого пространства я казался себе ничтожным муравьем, ощущая в полной мере слабость и бессилие отдельного человека перед могучими творениями природы. Но уже тогда у меня мелькнула мысль, что, если все делать сообща, человечество может укротить природу и даже на месте безжизненных барханов развести сады…
