Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)
— Эт-то почему же? — выдавил из себя профессор.
— Ну я тебе же тыщу раз говорил, — захрюкотал Хапузов, — проще надо, проще! Народ любит, чтоб штырило, чтоб жесть была настоящая! А у тебя всё как-то интеллигентно выходит! У тебя Зинка приличная блядь какая-то дама получается! Да хули сопли! Я последнюю твою Зину читал, ну я не знаю, это засн… заср… сблевать можно, ну я не знаю как просто какие-то повести Белкинда нах!
— Белкина, — машинально поправил Пенсов.
— Во-во, бля. От образованности лишней вся хуйня. Ладно, харе, ты понял. Мы на тебе деньги теряем.
Профессор крякнул и сел на табуретку.
— Значит, ты меня ссаживаешь с проекта? — осведомился он, от злости переходя на «ты». — Учти, я уже начал новую «Зину», — профессор выпятил хилую челюсть. — По закону, — добавил он, хотя не помнил никаких юридических подробностей, — ты её у меня берёшь, оплачиваешь и издаёшь.
В трубке хрюкнуло.
— Ну, начал… если последнюю… Да ты не ссы, без хлеба не оставим. Переводы там или ещё там чего. Приспособим к делу. Солдат ребёнка не обидит, — Хапузов шлёпнул трубку и в ухе профессора забегали короткие гудки.
— Что случилось? — поинтересовался Дементий, с тревогой глядя на папино лицо.
— Что-что. Меня выгнали. Ссадили с Зины, — вздохнул Пенсов-старший. — С-сукло хапузое, — неумело выругался он. — Нашёл себе негра подешевле. Навёл в хозяйстве экономию, — последнюю фразу он произнёс, стиснув зубы.
— Папа, если ты о деньгах, то не беспокойся, у меня теперь… — начал было сын.
— Нет, ты представь, — распалялся профессор, — я придумал эту метёлку, я сделал серию, а теперь эта падла с наколками мне будет говорить, что они не продаются…
— Папа, ну успокойся. Ты же сам говорил, что Зина — отрава для мозгов…
— Дементий, — попросил отец, — не умничай. Налей мне лучше какой-нибудь этой… отравы. Лучше водки. Хотя нет. Пожалуй, я сам.
— Папа, — слегка встревожился сын, — не забудь, у тебя печень. И почки тоже слабые.
— Не учи папу водку пить, — сказал Пенсов-старший, взял бутылку и пошёл к себе.
В этот вечер профессор впервые за последние тридцать лет назюзюкался вдрабадан.
Сначала он выкушал остатки первой бутылки, заедая горькую жидкость конфетками. Потом он почувствовал потребность в продолжении банкета и вылакал рабочие запасы. Потом в ход пошёл деликатесный арманьяк. Кажется, потом он названивал ненавистному Хапузову, потом порывался пойти в соседнюю стекляшку за поллитрой, но не смог найти ботинки, потом было ещё что-то невнятное, и, наконец, он отключился.
Проснулся Пенсов ночью от похмельного озноба. Его буквально трясло. В желудке вообще творилось что-то неописуемо кошмарное, пересохший рот радовал вкусом настоявшихся кошачьих ссак. Короче, ему было очень и очень хреново. Зато голова была странно ясной. Клетки мозга, омываемые продуктами разложения этилового спирта, ацетальдегидом и ацетатом, почему-то работали на удивление чётко и слажено. А главное — несмотря на хуёвое телесное состояние, Андрей Валентинович ощущал себя способным на всё. Вообще на всё.
Если бы Пенсов задумался о природе этого чувства, из памяти, наверное, всплыло бы слово «вдохновение». Правда, светлым его назвать было нельзя — скорее даже наоборот. Вдохновение накатило тёмное, с инфернальными обертонами.
Но профессора подобные тонкости не интересовали.
Он встал с постели, нацепил на левую ногу резиновый шлёпанец. Кое-как доковылял до стола. Протёр глаза, увидел — точнее, унюхал — четвертинку с остатками водяры на дне. Зажмурился, дёрнул из корла. Не сблевал. Включил компьютер, открыл папку с «Цыплёнком в табакерке».
— Значит, последняя книжка? — сказал он куда-то в пространство. — Проще надо? Чтоб штырило? Чтоб жесть настоящая? Сделаем. Сейчас тебе будет жесть, Жора.
Длинные профессорские пальцы хищно нависли над клавишами, как эскадрилья немецких бомбардировщиков над спящим городом.
* * *— Уффф, — Пенсов покрутил головой, разгоняя наваждение.
Белый песок сиял на солнце, шиповник розовел, море переливалось аквамарином.
— А дальше-то что было? — поинтересовался он у собачайника.
— Может, всё-таки выпьем по чуть-чуть? — жалобно проскулил пёсик, подкатывая носом стопку.
— Бррр… Мне сейчас как-то не очень, — признался профессор. — Свежие воспоминания, знаете ли… Хотя это же наверное, того… наведённое? Гипноз какой-нибудь?
— Ну почему же? — пёсик не сводил глаз с пустой стопки. — Вы, некоторым образом, прожили этот кусочек жизни. Паравременной поток, изоморфный галактическому…
— Так дальше-то что? — Пенсов почувствовал, что теряет терпение.
— Вы писали книгу, — собачайник постучал хвостиком по столу. — Неделю. Пока не кончились запасы спиртного, — добавил он.
— М-м-м, — профессору стало стыдно. — У меня была коллекция коньяков…
— Была. А также четыре бутылки красного вина, херес, — это слово пёсик произнёс с какой-то неясной обидой, — бутылка медицинского спирта…
— Спирт-то откуда? — не понял профессор.
— Коллеги подарили на юбилей, — напомнил собачайник. — Профессиональная шутка.
— И я всё это употребил внутрь? — ужаснулся Андрей Валентинович. — И писал при этом? А Дёмка-то куда смотрел?
Собачайник промолчал.
— И что же получилось в итоге?
— Сами смотрите, — сказал Дем.
В воздухе возникла и тут же шлёпнулась на стол книжечка на дрянной бумаге и с аляповатой обложкой. На ней была всё та же Зина, на сей раз голая, лежащая на каком-то камне вроде алтарного. Вокруг были намечены какие-то неясные силуэты зловещего вида. Сверху красовалась надпись: «Зина: Кровавый Оргазм».
— «Оргазм?» А как же «Цыплёнок»? — робко спросил Пенсов.
Дем не ответил.
Пенсов осторожно перевернул томик и увидел аннотацию: «Зина Вагина прошла огонь и воду, но таких невероятных приключений у ней ещё не было! Теперь ей предстоит пройти через кровь, грязь, страх, отчаяние, унижения, оскорбления, кошмары, безумие, насилие над естеством, предательство, побои, извращения, истязания, клиническую смерть и неописуемые ужасы сатанинского ада…»
Снедаемый недобрыми предчувствиями, профессор открыл книжку на середине.
Он прочитал полторы страницы, потом осторожно положил томик на стол и посмотрел Дему в глаза.
Собачайник взгляд выдержал.
— И вы хотите сказать, что эту пакость написал я?! — наконец, сказал он.
— Именно, — пёс вздохнул.
— Водки, — решительно потребовал Андрей Валентинович. — Чёрт с вами, пусть будет вашего изготовления. Только быстро.
