Станислав Лем - Человек с Марса (Сборник)
— Ничего не поделаешь, придется лезть, — говорил Райнер.
— Погодите!
Это был голос Арсеньева. Снова вспыхнул фонарь, рассыпаясь разноцветным блеском в трепещущем сиянии зыбкого пара. Я увидел, что они оба стоят, наклонившись. У их ног грунт неожиданно обрывался, и дальше шла темная мгла.
В это время в матовом электрическом луче заблестел шлем Солтыка, поднимавшегося из глубины. Райнер помог ему выбраться на край.
— Можно спускаться, — сказал инженер, — крутизна меньше, но становится все жарче.
— Поднимается температура? Неужели мы так будем спускаться все время до самого центра планеты? — заметил Райнер.
Получилось так, что мы собрались все вместе. Фонарик освещал четырех черных великанов в измятых комбинезонах. В стеклах шлемов дрожали голубые искры.
— Придется пожертвовать магниевым патроном, — сказал Арсеньев и достал из кармана плоскую коробочку. Это были заряды для ракетницы, которая погибла в вертолете. — Нет ли, случайно, у кого-нибудь носового платка в наружном кармане?
Райнер протянул платок. В центре платка астроном прорезал ножом отверстие, а к углам нитками привязал патрон. Я понял: профессор нашел выход, как обойтись без сигнального пистолета. Он сильно ударил ручкой ножа по капсюлю раз, другой, а когда раздалось шипение, бросил патрон в обрыв.
Мы наклонились над пропастью. Туман озарился ослепительным магниевым светом. Показались склоны: тот, на котором мы стояли, и противоположный, удаленный от нас метров на шестьдесят. Потом облако пара заслонило пылающий патрон. Это продолжалось долго. Светлые клубы разошлись, из-под купола импровизированного парашюта снова полился свет, хотя и быстро слабевший. Свет обманчиво дрожал, переливаясь в туманной дымке. Под ним, в глубине, показалась черная продолговатая масса, блестевшая, словно волна застывшей лавы. Когда свет ослабел, мне показалось, что масса набухла, а потом сократилась, как туловище змеи, проглатывающей крупный кусок.
Потом все исчезло.
Мы медленно отошли от края обрыва. Арсеньев засунул обе руки за пояс.
— Здесь всегда так: чуть покажется, что все затруднения преодолены, как появляется десяток новых… Что вы скажете об этом? — Он указал на ущелье.
— Я видел движение, — начал осторожно Райнер. — Не знаю, может быть, мне показалось, но…
— Нет, вам не показалось, — прервал его астроном. — Хорошо бы израсходовать еще один патрон, но не стоит.
Он подошел к краю и направил луч своего фонарика вниз. Свет растаял в тумане.
— Что же это такое, черт возьми?
— Поток лавы? — нерешительно высказался Райнер. — У меня было впечатление, что там что-то течет.
— Температура слишком низкая.
— Так, может быть, канал?
— Каналы на Венере?
— До дна не более тридцати метров, — вставил я.
— При таком освещении определить трудно. Ну что ж, все равно надо спускаться. Идите за мной.
Арсеньев первым спустился по краю. Мы молча последовали за ним: сначала шли лицом к обрыву, а потом повернулись и двинулись быстрее. У скалы, похожей на базальт, тянулись гряды камней с острыми краями. Внезапно Солтык крикнул:
— Внимание, вот оно!
Фонарь застыл неподвижно. В светлом круге показался высокий вал, исчезавший по обе стороны за пределами света и блестевший черно и жирно, как спина кита. Эта масса заполняла все неглубокое скалистое русло и даже поднималась над каменными берегами, отстоявшими метров на пятнадцать друг от друга. Ее поверхность медленно волновалась, и периодически чередовавшиеся расширения и сокращения перемещались справа налево.
— Перистальтика, — прошептал кто-то.
Арсеньев шел по ребру длинной плиты прямо к черной массе. Он остановился на самом конце и теперь мог дотронуться до нее ногой. Клейкая капля прилипла к его сапогу, а вокруг все заволновалось. Мерный ритм, в котором до сих пор двигалась черная масса, вдруг нарушился. Воздух дрогнул, вдоль стен ущелья пролетело дуновение, а поблескивающая масса стала медленно нагромождаться и собираться неуклюжими наростами — то полужидкими, то застывающими, — пока не вылезла широким расползающимся языком на конец плоской плиты, где стоял Арсеньев.
— Осторожнее, профессор! — крикнул я.
Он не двигался, ожидая, что будет дальше. Черная масса прикоснулась к его сапогу, отпрянула и вдруг одним броском облепила его ноги, а из тумана уже надвигалась большая выпуклость, словно идущая к берегу волна. Тут кто-то еще, кажется, Райнер, зажег и свой фонарь. Профессор неожиданно вскрикнул и рванулся прочь, но черная масса залила его почти до колен. По всей массе пробежало новое мощное содрогание.
— Уходите, профессор, уходите! — кричал я, не понимая, почему он стоит словно вросший в камень.
Он сгорбился, плечи у него дергались, как будто он поднимал большую тяжесть. Стоявший ближе всех Солтык схватил его и потащил, но, споткнувшись, оказался в черной бурлящей каше почти по пояс. У него вырвался сдавленный крик.
Я обеими руками изо всех сил потянул за веревку. Райнер ухватился ниже. В свете фонарика я увидел лицо Солтыка — оно было искажено судорогой. Черная река широким фронтом надвигалась на берег, но мы действовали быстрее. Я схватил Солтыка за руку, другой рукой ухватил Арсеньева, а Райнер помог мне выбраться на склон. Оба спасенных почти не двигали ногами и опирались на меня всей тяжестью своего тела. Один из них прерывисто дышал.
— Вы ранены? — спросил я, испуганный их молчанием.
— Скорее, скорее наверх! — кричал Райнер.
Я двинулся дальше, таща обоих товарищей. Они едва переступали, словно их ноги превратились в деревянные чурки. Наконец Арсеньев заговорил.
— Удар… электрический, — пробормотал он, словно борясь с судорогой, сдавившей ему горло.
Мы поднялись еще на несколько метров. Арсеньев потерял фонарик. Я достал свой, направил отверстие металлического цилиндра вниз и нажал кнопку.
Это было похоже на грязевое извержение, но в черной массе не было спокойного движения, послушного силе тяготения. Она вздувалась огромными пузырями, взбухала, а из глубины вздымались все новые волны, заливая берег.
— Все назад! — раздался вдруг громкий голос.
Я и сейчас вижу эту сцену. Арсеньев оторвался от моего плеча. Широко расставив ноги, он передал сумку Солтыку, схватил лучемет и выстрелил.
Белая молния с ядовитым шипением ринулась вниз. Грудь обдало страшным жаром. Арсеньев снова нажал спуск, и вторая молния, словно осколок солнца, вонзилась прямо в центр черной набухшей массы. Потом настала тьма. Я знал, что нельзя смотреть на дуло ружья при выстреле, но не мог справиться с собой, и теперь перед глазами у меня плясали черные и золотые круги. Я долго ничего не видел, хотя судорожно нажимал кнопку фонаря. Наконец это прошло.