Октавиан Стампас - Древо Жизора (Тамплиеры - 4)
В Шато де Какой, небольшом замке, возвышающемся над чахлым селением в самом сердце Шаронской долины, где крестоносцы остановились, чтобы передохнуть и подкрепиться, Ричарда подстерегало нежданное-негаданное несчастье - он вновь обнаружил признаки болезни, умертвившей его старших братьев. Он хорошо помнил, что еще вчера ничего такого не было, и вот сегодня будто кто-то невидимый бросил ему в пах целую пригоршню прыщей. С этого мгновенья тягостное чувство не покидало короля. Сыпь стремительно распространялась по телу, и Ричард, молясь в одиночестве, со слезами упрашивал Бога дать ему знак - этот недуг предвещает будущую погибель или же он исчезнет, как только крестоносцы под знаменем с чашей войдут в освобожденный Иерусалим? Наконец, войско Ричарда достигло той самой Бетнубы, откуда в прошлый раз оно повернуло назад, обманутое лживыми сведениями наймитов Жана де Жизора. И, будто желая проверить свой рок, Ричард повелел и на сей раз разбить здесь лагерь, здесь дожидаться прибытия основных сил из Сен-Жан-д'Акра.
Стояла изнурительная жара, крестоносцы изнывали от бездействия и зноя с каждым днем ожидание подкрепления становилось все томительнее, наступил июль, сарацины все назойливее тормошили лагерь своими частыми и весьма удачными вылазками, а король Львиное Сердце лежал в своем шатре, осыпанный прыщами, потный и горячечный. Однажды, когда Робер де Шомон сидел подле его постели и рассказывал какой-то очередной случай из своей жизни на Кипре, Ричард приподнялся с подушки и воскликнул:
- Голубка! Вот она! Наконец-то!
Роберу сделалось не по себе. Он пытался понять, что происходит с королем, но не мог. Ричард видел голубку, летающую над его рыжей головой, и зеленые глаза короля сияли, как капли быстро пронесшегося ливня на свежей зелени листьев в лучах брызнувшего солнца. Ричард вскочил с постели и выбежал из шатра. Робер бросился за ним следом и увидел короля, замершего в оцепенении, лицом на запад, а спиной на восток, и когда тамплиер осмелился промолвить: "Ваше величество. ..", монарх повернулся к нему потухшим взором и произнес:
- Робер!.. Это была не просто голубка... И она сказала мне, что я должен вести свое войско назад в Яффу, а затем возвращаться в свое королевство.
В тот же вечер, в ставку Ричарда в Бетнубе явился сенешаль ордена тамплиеров Жан де Жизор в сопровождении самого Сафадина, брата Саладина. Уединившись с Ричардом, они сообщили ему весьма важную новость - Саладин тайно готовится принять христианство; для того, чтобы все необходимые приготовления были завершены, ему потребуется год, а то и два. Поэтому, если Ричард как христианин понимает всю важность происходящего, он должен оставить затею со взятием Иерусалима и, по возможности, скорее заключить с великим султаном перемирие. Беседа проходила в строжайшей тайне, и единственный, кому Ричард счел возможным доверить её содержание, оказался старый тамплиер Робер де Шомон. Он воспринял все скептически:
- Величайший обман! - сказал он. - Жан де Жизор родился в один и тот же день, что ваш покойный отец. В тот же самый день угораздило родиться и меня, грешного. Мало того, я с раннего детства знаю Жана, поскольку мы были соседями. Мы всю жизнь считались друзьями, и теперь он сенешаль, а я коннетабль ордена Храма, и я должен почитать его как старшего по званию... Но убей меня Бог, если, положив руку на Священное Писание, я поклянусь, что можно хотя бы на ноготь мизинца доверять графу Жану де Жизору.
- Увы, Робер, я тоже никогда не любил это тараканоподобное существо. Но я полностью доверяю Саладину, и я верю, что его брата могла посетить Христова благодать. К тому же... Ты помнишь голубку, которую я видел сегодня днем?
- Но я ее не видел, государь.
- Но я ее видел, тамплиер.
Все, что происходило дальше, известно любому школьнику, любой мало-мальски себя уважающей домохозяйке. Возвратившись в Яффу, Ричард Львиное Сердце почувствовал некоторое облегчение в болезни, но тело его еще долго оставалось осыпанным прыщами и струпьями, из-за чего он уговорил Беранжеру временно отправиться на Кипр, ибо не желал, чтобы она видела своего возлюбленного супруга в столь угнетающей его немощи. В отношении необходимости заключения перемирия с Саладином Ричард еще какое-то время колебался, несколько раз приглашал к себе великого магистра храмовников Робера де Сабле и главного госпитальера Гарнье де Напа и упрашивал их отпустить его в Сен-Жан-д'Акр, где можно было подлечиться, но оба великих магистра, и в особенности де Сабле, решительно настаивали на окончании крестового похода, поскольку, как говорилось повсюду, у сарацин готовятся великие перемены, благодаря которым власть крестоносцев в Палестине и Сирии упрочится сама собою и станет крепче, чем при Бодуэнах.
А тем временем, не дожидаясь перемирия, которое казалось всем уже давно решенным делом, рыцари, особенно из числа тех, кто приобрел в Святой Земле кое-какое имущество, спешили на корабли, плывущие в Дуррацо и Константинополь, Геную и Марсель, Венецию и Мессину. Видя же, что с того дня, как войско во второй раз повернуло вспять от злополучной Бетнубы, болезнь стала медленно отступать, Ричард, наконец, смирился окончательно и при посредничестве любезного Сафадина заключил мирный договор с султаном, по которому стороны обещали не вести друг с другом никаких военных действий в течение трех лет, трех месяцев и трех дней с момента подписания.
Чувствуя свое дальнейшее пребывание в Святой Земле излишним, король Ричард сел на корабль и отправился восвояси. Его лучший летописец Амбруаз пишет, кажется, что Ричард, погрузившись на судно в лучах заката, с наступлением темноты не ложился спать, а всю ночь стоял на корме корабля и смотрел на звезды, ярко пылающие над землей Иисуса Христа, а когда взошло солнце, воскликнул: "О Сирия! Вручаю тебя Богу!" Можно было бы возразить летописцу и написать, скажем, что король Львиное Сердце, едва корабль отплыл от пристани, рухнул без сил на палубу и проспал могучим сном трое суток. Но этого делать нельзя, поскольку очевидно, что слова достопочтенного Амбруаза полностью соответствуют действительности.
Всем известно, что плаванье пошло на пользу Ричарду, прыщи исчезли, и, встретившись на Кипре с Беранжерой, полный новых сил и здоровья тридцатипятилетний король Англии принялся плавать со своей ненаглядной женою по всему Средиземноморью, останавливаясь то в одном порту, то в другом, посещая различные прибрежные замки и почти всюду встречая самый радушный прием. Он отрастил густую рыжую бороду и длинные волосы, отчего стал еще больше похож на величественного льва. Когда наступила осень, он, наконец, решил вернуться в свое королевство, но, опасаясь козней со стороны своих врагов во Франции и Бургундии, счел за благоразумие тайно пропутешествовать через земли австрийского герцога и владения Генриха Льва, прочно властвующего в Саксонии. Беранжеру он отправил другой дорогой, а сам, высадившись на адриатическом побережье при печальных обстоятельствах крушения судна, в сопровождении своего верного тамплиера двинулся в сторону Вены, и лишь дойдя до предместий города, узнал, что герцог Австрийский вошел в союз с врагами и только о том и мечтает, как бы взять в плен Ричарда Львиное Сердце. Сердитый и голодный, Ричард остановился в одной из деревень под Веной и послал своего единственного спутника в город за съестным, а сам рухнул в постель и заснул, ибо был страшно утомлен, проскакав немало лье без остановки на резвом ходу.
