Сергей Лексутов - Полночный путь
— Не твоего ума дело… Да и не в пустыню мы, с вестью мы в крепость…
И ведь верно угадал, хозяин сразу потерял всякий интерес, крикнул что-то на степняцком языке, из тенечка под деревьями на берегу запруды выскочил отрок, принял поводья от Серика и Лисицы, повел коней к запруде, вернее, они его буквально потащили туда.
Хозяин не повел их в дом, а усадил под навесом, на берегу пруда; здесь было прохладно, и свежий ветерок овевал лица. Вскоре притащил объемистые миски с вареной бараниной, блюдо с чудной, продолговатой и желтой овощью, и кувшин вина. Серик проговорил с досадой:
— Ты б и водички нам принес, а? В горле пересохло так, что и вино туда не просочится…
Хозяин сконфузился, убежал и вскоре принес кувшин с водой. Кувшин здорово запотел. Серик многозначительно показал на это чудо глазами. Лисица проворчал:
— Умеют жить… Не удивлюсь, что тут и ледник где-нибудь есть…
— Н-да-а, ледник… — пробормотал Серик, наливая чашу воды. — Я не удивлюсь, что тут и зимы-то не бывает… Но вот татей, тут точно нет. Вишь, ворота не запирает?
Хозяин топтался рядом, всем своим видом показывая желание услужить. Осушив чашу воды, и наливая в нее вино, Серик спросил равнодушно:
— Когда караван-то ждешь?
Хозяин поглядел на небо, пошевелил губами, проговорил нерешительно:
— Я полагаю, завтра к закату придет. Предыдущий-то сегодня с утра снялся…
— Знаем, встретили… — пробормотал Серик, и принялся за еду.
Лисица помалкивал, хоть половецкий язык знал получше Серика. Однако не вытерпел, тоже захотелось поговорить. Прожевав кусок, проговорил весело:
— А знатная баранинка; нежная, будто кура… Сам держишь, аль у кого покупаешь?
— Зачем самому держать? — пожал плечами хозяин. — Тут неподалеку большой кишлак есть, много народу живет, они и поставляют… И баранов, и коров, фрукты разные. Когда надобность бывает — и верблюдов… — хозяина кликнул женский голос откуда-то, откуда тянуло душистым дымком, и он ушел.
Доев баранину, Серик взял чудной овощ, повертел в руках, пробормотал задумчиво:
— Это как его едят-то?..
Лисица забрал у него овощ, достал из-за голенища засапожник, проговорил весело:
— Этот овощ, дыней называется, а едят его вот так… — и он ловко откромсал ломоть, подал Серику.
Серик нерешительно откусил, и чуть не захлебнулся сладким и душистым соком. Проглотив не жуя, пробормотал:
— Я б и сам не дурак, ходить за шелками в страну серов, коли тут на постоялых дворах такая благодать…
Пока ели, солнце опустилось к самому окоему, стало прохладнее. Подошел хозяин. Серик медленно развязал кошель, намеренно растянул пошире горловину, чтобы хозяин увидел доподлинные половецкие монеты, достал динар, величественно протянул хозяину. Тот засуетился, выгребая из фартука пригоршню медяков. Серик величественно повел рукой, проговорил:
— Сдачи не надо, напоишь и накормишь нас на обратном пути… — и направился к коням, которых уже держал наготове давешний отрок.
Они выехали шагом за ворота, отдохнувшие кони дружно перешли на рысь. Когда постоялый двор скрылся из виду, Серик резко свернул в сторону. Ни слова не говоря, Лисица свернул за ним. Они подъехали к небольшому бугру, оставив коней у подножья, влезли на вершину, и залегли среди сухих и ломких будыльев какой-то травы. Ждать долго не пришлось, вскоре в стороне от караванной тропы промчался всадник. И хоть в надвигающихся сумерках было плоховато видно, Серик разглядел, что это отрок с постоялого двора. Лисица задумчиво пробормотал:
— Я тебя правильно понял? Раскусил нас хозяин, гонца послал?
— Ты Лисица, и как есть Лисица… — пробормотал Серик. — Окончен наш поход. Возвращаться будем. Тут и правда, шибко узкий проход меж гор, половцы его полностью перекрывают разъездами. Мы-то, может, и проскользнем, но караваны они не пропустят…
Глава 12
В позднем утреннем зимнем сумраке выехали с постоялого двора. Шарап со Звягой пересели на своих боевых коней, посадив возницами на сани старших пацанов. Бывалый Гвоздило выслал вперед разъезд из двух дружинников. Он весело скалил зубы, горяча коня. Видать засиделся, среди осенней слякоти дожидаясь зимнего пути. Шарап хмуро бросил:
— А если их будет больше трех десятков?
— А плевать! — мотнул головой Гвоздило. — Мы их летом побили, и сейчас побьем…
— Эт кто, кого побил?! — встрял Звяга.
— Ты, Звяга, шибко привередлив! — весело воскликнул Гвоздило. — Две сотни калек и толпа неумелых ополченцев держались целое лето против многотысячного войска… Это, разве, не победа?!
До устья Десны оставалось верст десять, когда Гвоздило приказал сворачивать в могучий, вековой сосняк. Шарап проворчал:
— Умно… Если нас в устье встречают, то нам лучше быть на свежих конях…
Снегу было уже много, а потому далеко в лес не углублялись; остановились у первой же сухостойной сосны. Сосна засохла, видать, летом; желтая хвоя еще держалась на ветвях. Пока Шарап со Звягой в два топора рубили сосну, дружинники распрягли и расседлали коней, задали им овса, да кинули по охапке сена, чтоб не скучно им было долгой зимней ночью. Обрубив сучья, и раскряжевав сосну на четыре бревна, Шарап со Звягой присели отдохнуть на задок саней. Дружинники разводили костры, женщины доставали припасы. Подошел Гвоздило, уселся на соседние сани, оглянулся вокруг с хозяйственным видом. Шарап проговорил:
— Может, зря, коней распрягли и расседлали?
— Ничего не зря… Нас много, место для обороны удобное, а кони лучше отдохнут, расседланные да распряженные.
Пока варился кулеш, дружинники сходили в недалекий ельник, нарубили лапника, и выложили на снегу мягкую и теплую постель на всех. Кулеш хлебали уже в сумерках. Дохлебав кулеш, и принимая от матери Батуты кружку горячего меда, Шарап сказал Гвоздиле:
— Первую стражу пусть стоит твой дружинник, а уж вторую и третью, стоять будем мы со Звягой…
Гвоздило досадливо дернул плечом, сказал:
— Мои и так засиделись, пусть сами стражу стоят…
Шарап веско выговорил:
— Твои, сплошь, стрельцы паршивые. А мы со Звягой, в случае чего, стрелами любую ватагу сдержим, пока твои будут глаза продирать да мечи вынимать…
— И то верно… — пробормотал Гвоздило.
Согревшись горячим медом, все разбрелись спать. Дружинники разобрались парами; на одну шубу улеглись, другой укрылись — никакой мороз не возьмет!
Ночь прошла спокойно. Стоявший последнюю стражу Шарап даже и не посетовал на излишние предосторожности; предосторожности никогда не бывают излишними. Когда он будил женщин, готовить кулеш, зашевелились дружинники. Зябко ежась, потянулись к костру. Все ж таки со сна мороз пробирал. Гвоздило послал двоих в разъезд. Матерые вояки молча оседлали коней и канули в предрассветный сумрак. Еще не дохлебали кулеш, когда вернулся разъезд. Старший скупо доложил, что впереди на четыре версты — никого.
