Вольдемар Бааль - Источник забвения
Он не удивился, увидев Марго. Она была все в той же цветастой кофте навыпуск и брюках, темные с проседью волосы прикрывал деревенский платок; лицо ее было таким, словно она не спала несколько ночей подряд. Визин вспомнил ее ту, какую впервые увидел, подлетая к Долгому Логу, и сравнил с теперешней: отличие было разительным. Хотя и там, в самолете, его совершенно незаинтересованный и мимолетный взгляд отметил ее усталость и обремененность тягостными мыслями. Только глаза были теми же: напряженными, блестящими, давящими, и в них было трудно смотреть. Невольно он попытался сравнить и себя тогдашнего с теперешним, но ничего не получилось: он не представлял себе сегодняшнего своего лица.
Она остановилась поодаль и сказала:
— А я уже была здесь.
— Зачем? — спросил он.
— Просто так. Я несколько раз обошла деревню. Хотелось познакомиться с окрестностям.
— А, — сказал он.
Она подошла ближе, — нерешительно, словно примериваясь, пробуя: можно ли, — опустилась на тот же ствол, метрах в трех от Визина, и вскользь посмотрела да него так, словно заметила в нем какую-то перемену и не хотела, чтобы он догадался об этом.
— Коля вам уже все рассказал? — спросил Визин.
— Да. Как хорошо, что с Верой обошлось!
— Все рады. — Он поднял глаза на кресты. — А я тут еще не был.
— Нравится?
— Нравится. Тихо, уютно, птички щебечут… Они еще там?
— Да. Все местных женщин опросить не могут. И Лизу эту никак не найти убежала куда-то.
— Разумеется.
— Как нам всем теперь быть? — От Марго, веяло нетерпением, наэлектризованностью.
— Как-нибудь будем, — сказал он.
— Что-нибудь случилось?
— Почему вы думаете, что что-нибудь случилось?
— Тут все время что-нибудь случается… Вы сегодня другой.
— Какой?
— Трудно сказать… Вы ответили «как-нибудь будем»… Еще вчера вы ответили бы не так.
— Вчера, Маргарита Андреевна, все было не так.
— Да, конечно… А с нами случилось.
— Что с вами случилось?
— Фантастика! — Марго неестественно засмеялась. — Странная гостья у нас была.
— Какая гостья?
— Понимаете, мы не спали. Никто не спал. Мы разговаривали. Даже лампа горела. Жан простудился, заболел, бредить начал, и мы с Филиппом Осиповичем его опекали. Потом ему стало лучше, и он читал стихи прекрасные стихи, не слыханные, потрясающие восточные стихи, я и представления не имела, что так можно написать. Чудо!.. И вот… И вдруг открывается дверь, сама по себе, из нее протягивается какой-то странный луч, а в луче — женщина в красивом белом платье. Появляется и плывет по комнате. Вы думаете, я сошла с ума?
— Нет.
— Спросите Жана, Филиппа Осиповича! Да, она плыла, скользила, совсем не чувствовалось, что она переступает. И вот она всем кивает, улыбается и вплывает в стену. Исчезает. И луч исчезает. И дверь сама собой опять закрывается. И можете себе представить, кто это был? Вера наша! И на ней мое платье! Ну то, которое я смоделировала, придумала, можно сказать, изобрела. Удивительное платье, парча — находка. Я назвала — «космический ансамбль». А на конкурсе оно провалилось, хотя лучше его ничего не было это я совершенно объективно. Оно было признано непрактичным, немодным, нерентабельным… На самом деле, я думаю, они просто от зависти. Или ограниченности… И вот я увидела его на живом человеке, и это было прекрасно и страшно…
— Значит, мы с вами оба — изобретатели, — сказал Визин. — И я тоже проваливался на конкурсах.
— Да. — Марго перевела дух. — Я изобретаю одежду. Я изобретаю. Но это никому не нужно. Нужно просто конструировать. Чтобы всем доступно было, чтобы — на поток, чтобы — ширпотреб. А мое — разовое. Изобретай себе на здоровье, шей и носи сама. Но я не хочу сама! Я хочу… Ах, что теперь…
— Вас удивило только, что на Вере было то ваше платье?
— Если бы вы знали, если бы могли представить… Конечно — платье! Но что там платье, когда в тот момент я себя чувствовать перестала… — В уголках ее глаз показалась влага. — Сил больше никаких нет… Может быть, вы думаете, галлюцинация? Но тогда и у Филиппа Осиповича с Жаном галлюцинация…
— Я не думаю, что галлюцинация. Таких общих и одинаковых галлюцинаций как будто не бывает. Разве что — в цирке.
— Выходит, такое может быть? И это говорите вы, ученый?!
— Это говорю я, ученый.
— Господи! Но ведь это же и в самом деле было!
— В чем же вы сомневаетесь?
— Да в том, что такое может быть! Хотя сама, своими глазами видела, видела, видела!
— Ну — вот.
— И в вас я сомневалась. Я была уверена, что вы не поверите. Ну как же такому можно поверить!
— Я верю.
— Ох! — Лицо ее прояснилось, как будто он показал ей, потерявшей надежду и власть над собой, спасительный выход. — Несмотря ни на что, несмотря ни на что — мы все-таки надеемся…
— И я надеюсь…
— Вы?.. Ну да, у вас надежды другого рода все-таки.
— У всех они другого рода. Все сюда приехали за различным. Потому и лекарства должны быть различными.
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Но я, когда собралась сюда, я, — да, я теперь могу вам сказать, все равно, мне не стыдно и не страшно уже, — я была, Герман Петрович, на грани. Понимаете? Я хотела жить нормальной, хорошей, здоровой жизнью, а оказалась на грани… Вы же знаете, что на грани долго продержаться невозможно.
— И у меня была грань, — сказал он, и увидел, что и ему не стыдно и не страшно. — Я обрубил все концы, сжег мосты. И написал дочери дурацкое письмо.
— И у меня есть дочь. Но я ей не оставила письма. И ему не оставила. У меня вся жизнь дурацкая, вся из каких-то пестрых лоскутов… Думала, что витаю в облаках, а оказалось — ползаю по земле…
— Скажите, Маргарита Андреевна… Если бы, допустим, у вас был сын… Не дочь, а сын… Ну — или дочь и сын, главное — сын… Вы бы и тогда отправились искать Сонную Марь?
— Сын? — Она изумленно посмотрела на него. — Почему вы так странно спрашиваете? При чем тут сын?
— Не знаю… Мне вдруг пришло в голову… Я вначале подумал про самого себя: если бы был сын… Не знаю… По-моему, я бы все равно поступил, как поступил… Но матери всегда больше привязаны к детям и особенно к сыновьям. У меня, помнится, был явный приоритет перед сестрой…
— Очень странный вы задали вопрос. — Щеки Марго заалели. — Очень…
— Простите, ради бога, и оставим это.
— Сын, — произнесла она, и взгляд ее расплылся. — У меня мог быть сын…
— У каждого из нас есть несбывшееся, — сказал он. — Иначе и не бывает. Надо мириться. Сонная Марь тоже может стать несбывшимся.
