Жюль Верн - 80000 километров под водой
Нет, можно! Во всяком случае, «Наутилус» собирался это сделать.
Я почувствовал, что он опускает корму и поднимает свой острый форштевень, Достаточно было впустить немного воды в резервуар на корме, чтобы судно заняло такое положение. Затем, увлекаемое вверх своим мощным винтом, оно атаковало ледяное поле, как огромный таран.
«Наутилус» настойчиво колотился в него, по нескольку раз с разбега ударяя в одно и то же место, пока пласт льда не подался и мы не вынырнули на воздух, подламывая своей тяжестью лед.
Люк был открыт, вернее сорван, и свежий воздух потоками хлынул по все закоулки «Наутилуса».
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ОТ МЫСА ГОРН К АМАЗОНКЕ
Не помню, как я попал на палубу. Возможно, что меня перенес туда канадец. Я дышал полной грудью, с наслаждением втягивая в легкие животворный морской воздух. Нед Ленд и Консель рядом со мной с упоением пили досыта свежее дыхание моря.
Человек, долго голодавший, должен с большой умеренностью есть предложенную ему пищу, иначе он заболеет. Другое дело мы, — мы не должны были ни в нем ограничивать себя, и мы дышали, дышали, набирая полные легкие воздуха, который опьянял нас.
— Ах, — воскликнул Консель, — как хорош свежий воздух! Пусть хозяин дышит вволю — тут хватит его на всех!
Нед Ленд — тот не разговаривал, но он так широко раскрывал рот, что ему позавидовала бы даже акула. И с такой силой втягивал он воздух в легкие! Канадец всасывал его со свистом, как жарко горящая печка.
Силы быстро возвратились к нам. Придя в полное сознание и оглянувшись, я увидел, что мы одни на палубе. Никого из матросов «Наутилуса» не было здесь. Не появился и капитан Немо. Эти странные люди, видимо, довольствовались воздухом, циркулирующим, внутри корабля. Никто из них не пришел насладиться свежестью морского ветерка.
Первыми произнесенными мною словами были слова благодарности моим спутникам и верным друзьям.
Нед Ленд и Консель спасли мне жизнь, когда у меня началась агония. Никакими словами нельзя было отблагодарить за эту услугу!
— Довольно, господин профессор, — прервал мои излияния Нед Ленд, — об этом не стоит говорить. Да и заслуги никакой нет. Это был простой расчет: чья жизнь дороже? Ясно, что ваша, следовательно, ее и нужно было сохранить в первую очередь!
— Нет, Нед, она не дороже вашей! Ничья жизнь не может быть ценней жизни доброго и благородного человека, а вы и добры и благородны!
— Ладно, ладно, — пробормотал смущенный канадец.
— А ты, мой дорогой Консель, ты очень страдал?
— Конечно, мне немножко не хватало свежего воздуха, но я полагаю, что скоро привык бы дышать и таким. Кроме того, когда я видел, как корчится в муках хозяин, мне и дышать-то не хотелось. Как говорится в таких случаях, у меня дыхание спирало в…
Смущенный Консель умолк, так и не закончив фразы.
— Друзья мои, — растроганно ответил я, — пережитые часы спаяли нас навеки нерушимой дружбой, и вы в праве требовать от меня…
— И потребуем! — прервал меня канадец.
— Что? — спросил Консель.
— Чтобы господин профессор последовал за нами, когда мы решимся бежать с этого проклятого «Наутилуса».
— Кстати, — спросил Консель, — куда направляется «Наутилус»? Мы идем на север?
— Конечно, — ответил я, — ведь мы идем навстречу солнцу, а в этих местах солнце — это север.
— Остается только узнать, направляемся ли мы в Атлантический или Тихий океан, то есть в оживленные или пустынные моря? — спросил канадец.
На этот вопрос я не мог дать ответа, Но я боялся, что капитан Немо поведет свой корабль в тот обширный океан, который омывает берега Азии и Америки. Таким образом, он завершит свое кругосветное путешествие и вернется в ту часть света, где «Наутилус» пользовался наибольшей свободой.
Но как осуществить планы Неда Ленда, если мы снова очутимся в пустынных водах Тихого океана, вдали от обитаемых земель?
Ответ на этот важный вопрос мы должны были получить в самом непродолжительном времени. «Наутилус» плыл с большой скоростью. Мы скоро миновали полярный круг и взяли курс на мыс Горн.
Тридцать первого марта, около семи часов вечера, мы были уже на траверсе этой крайней точки американского материка.
К этому времени, пережитые страдания уже начали забываться. Потеряли свою остроту и воспоминания о днях пленения во льду. Мы думали только о будущем. Капитан Немо не показывался ни в салоне, ни на палубе.
Пометки, ежедневно наносимые на карту помощником капитана, осведомляли меня о курсе нашего корабля. В этот вечер стало очевидным, что мы идем в Атлантический океан.
Я сообщил Конселю и Неду Ленду результаты своих наблюдении.
— Это радостное известие, — сказал канадец. — Но куда идет «Наутилус»?
— Пока не могу вам сказать этого, Нед.
— Может быть, капитан Немо хочет после южного полюса открыть северный в оттуда пройти в Тихий океан знаменитым Северо-Западным проливом?
— Уж мы-то во всяком случае не станем подзадоривать его!
— сказал Консель.
— Но мы постараемся лишить его нашего общества раньше, чем он приведет в исполнение этот план, — заметил канадец.
— Как бы там ни было, — заявил Консель, — он молодчина, этот капитан Немо, и я не буду жалеть о том, что познакомился с ним.
— Особенно после того, как с ним расстанетесь, — иронически добавил канадец.
На следующий день, 1 апреля, когда «Наутилус» за несколько минут до полудня поднялся на поверхность моря, мы оказались в виду какого-то берега.
Это была Огненная Земля, прозванная так первыми исследователями из-за многочисленных дымков, курившихся над крышами туземных хижин.
Огненная Земля представляет собой архипелаг, простирающийся на сто двадцать километров в длину и триста двадцать в ширину между 53° и 56° южной широты и 67°50' и 77°15' западной долготы. Берег ближайшего к нам острова был низменным, но на горизонте виднелись высокие горы. Я узнал как будто бы гору Сармиенто, поднимающуюся на две тысячи семьдесят метров над уровнем моря. Остроконечная вершина этой горы предсказывает морякам погоду — хорошую, когда зубчатый профиль ее четко вырисовывается в синеве небес, и дурную, когда он затянут туманной дымкой. Так сказал мне Нед Ленд.
— И что же, Нед, этот барометр оказывается верным? — спросил я.
— Замечательно верным, господин профессор, — ответил канадец. — Он ни разу не обманул нас, сколько раз мы ни шли Магеллановым проливом.
Вершина горы в эту минуту резко вырисовывалась на синем фоне неба. Это предвещало хорошую погоду. И предсказание сбылось.
