Сергей Калашников - Внизу наш дом - второй вариант
Что мы делали? Имею в виду, с Мусенькой. Ничего особенного. Улучшали свою физическую форму, приводили в порядок дом и хозяйство, я участвовал в разного рода колхозных работах, когда требовалась малая механизация - два маленьких четырёхколёсных трактора, отжатых мною ещё в период их конструирования, исправно служили. Начиная с разгребания наносов снега и вывоза навоза на поля, заканчивая перевозкой телег с молочными бидонами или волочением брёвен для построек. Потихоньку обучил деревенских ребятишек этим премудростям и выкатил в адрес завода несколько портянок замечаний и предложений. Да, неуклюжие маломощные недотягачи продолжали собирать всё там же, на авиазаводе, потому что это требовалось армии.
Провели ревизию своего двухместного самолёта и опробовали его - ни капельки он не сгнил.
И никуда мы не рыпались - Сталин, как я понял, решил нас на какое-то время изолировать, а ему, всё-таки, виднее.
Так и шло время. Наступил новый тысяча девятьсот сорок третий год. В прошлой нашей жизни фрицы в это время сидели под Сталинградом. Неуютно сидели, но намного восточней, чем сейчас. А в этой реальности они не смогли дойти даже до Донбасса. И Днепрогэс нам взрывать не пришлось. К тому же я даже представить себе не мог, где окажутся фашисты весной потому, что очень уж непонятно выглядят происходящие на фронтах события - мы даже линию фронта на карте не можем толком отметить.
Заехал за нами тот самый младший лейтенант госбезопасности, с которым я поссорился ещё в Румынии. Отвёз на машине на аэродром, откуда мы и вылетели в Москву на Ли-2. И происходило это во второй половине февраля - самые сильные морозы уже оттрещали, но теплом пока и не пахло. Особенно пробирало по утрам - днём-то выглядывало солнышко, делая мир вокруг ярким и привлекательным.
***
Генерала этого я в лицо не знал, а представился он Павлом Анатольевичем. Встретились мы в его кабинете в здании на Лубянской площади, рядом с которым пока нет ни памятника Дзержинскому, ни магазина "Детский мир". Судя по тому, как Мусенька напряглась - уж она-то догадалась, кто это такой. Но говорить об этом сейчас было совсем не с руки.
- Нам нужно больше информации по персоналиям, участвующим в ядерном проекте американцев, - сказал он, едва завершилась процедура приветствий и представления. - А для этого мне рекомендовали поделиться с вами сведениями о том, что нами сделано, и что удалось выяснить.
Проще всего оказалось с товарищем Бором. Письмо короля Норвегии оказало на этого датчанина самое убедительное воздействие, и он с удовольствием покинул оккупированную нацистами Данию, чтобы продолжить свои работы в нашей стране. Немного сложнее обстоят дела с товарищем Ферми. Один из его учеников по нашей просьбе связался с ним, но тот отказался бросить начатое дело, пока не получит окончательного результата, - вопросительный взгляд в наши стороны и толчок Мусенькиного локотка мне под рёбра.
- Физики, они такие, - кивнул я с умным видом. - Нельзя их сдёргивать, когда идут исследования. А то, и сами не заметят, как заведут всех за угол из-за какой-нибудь оплошности со знаком в формуле или неправильно прочитанной закорючки. Если этот самый ученик сотрудничает и с нами, и с Ферми, то всю нужную информацию мы обязательно получим.
- Да, - кивнул Павел Анатольевич. - Более того, товарищ Ферми действительно добился получил нужного результата и уже выехал в нашу страну вместе со своим учеником, тоже весьма обещающим физиком. Но возникли некоторые затруднения с господином Фейнманом. Несмотря на то, что удалось разыскать его дальних родственников, живущих в нашей стране, которые с удовольствием с ним встретились и самым радушным образом пригласили переехать к ним, положительного ответа получить не удалось. Хотелось бы побольше узнать об этом человеке. Кстати, Сейчас он ещё студент Принстона.
Разумеется, я посмотрел на Мусеньку - это она у нас ужасно любит читать книжки.
- Знаете, из прочитанного у меня сложилось впечатление о нём, кстати, как его имя?
- Ричард.
- Так вот, он кажется мне человеком наблюдательным, весёлым, решительным и надёжным. Мастером непредсказуемой выходки и рискованной шутки. Помню, как он вскрывал сейфы своих коллег, чтобы взять оттуда нужные ему для работы материалы. То есть - его невозможно запугать, но на правильную аргументацию и отреагирует правильно. А как в Америке идёт разработка ядерной бомбы?
- Трудно сказать, - улыбнулся Павел Анатольевич. - Слов "Манхэттенский проект" пока нигде не произносят, но работы с ураном уже ведутся. Именно с двести тридцать пятым. Попытайтесь вспомнить хотя бы ещё что-то связанное с этой тематикой.
- Лос-Аламос - шлёпнул я себя по лбу.
- Ой! - воскликнула Мусенька. - А ещё Оппенгеймер уже после того, как создали ядерную бомбу, боролся за нераспространение ядерного оружия и его за это даже как-то... отлучили, кажется.
- То есть сам его сделал, и сам же захотел уничтожить? - уточнил Павел Анатольевич.
- Как-то так, - согласился я, - потому что это по-настоящему бесчеловечное оружие, уничтожающее и калечащее огромное количество людей.
- Зачем же они тогда его создавали?
- Чтобы прихлопнуть фашизм, - объяснила Мусенька. - Гитлер - не менее страшный зверь, чем атомное оружие. И от него успели пострадать многие. И от зверств его подручных.
- Кажется, вы нам очень помогли, но если вспомните еще, хоть что-то - дайте знать немедленно. Даже если это покажется сущим пустяком.
Глава 64. Новый главком
Выйдя из здания на Лубянке, мы решили пройтись по февральской Москве. Было не слишком морозно, поэтому прогуливались не спеша и разговаривали - возникло понимание, что нам теперь не только доверяют, но и пользоваться стараются аккуратно, чтобы ненароком не вызвать с нашей стороны негатива, не настроить на неправильную волну. А то поначалу не раз случались разные удивительные истории - ну, не было ещё наработано приёмов обращения с людьми, прибывшими из будущего. Правда, изменения в взаимодействии с нами мы заметили только теперь, когда толку от имеющихся у нас сведений осталось немного - всё вокруг сильно изменилось. Мы, однако, уверены, что смогли добиться некоторых улучшений, и, кажется, ничего не испортили.
- Знаешь, Шурик, я не всегда могла сдерживаться, когда рассказывала о том, что будет, - призналась Мусенька. - Особенно, когда речь шла о репрессиях. Думаю, наболтала лишнего. Или, наоборот, недостаточно ясно дала понять, в чём заключалась неправильность того, что тогда творилось?
- Не переживай так - ты все сделала верно. Ведь сведения, которыми ты располагала, не были объективными - читая об этом периоде, ты всегда имела дело с мнениями людей, а они крайне редко бывают совсем непредвзятыми.
