Орсон Кард - Ксеноцид
— А может, и то и другое. Почему она не может предстать в обеих личинах? Десколада пытается регулировать экологию планеты. Но люди становятся все более и более опасными. В ее глазах это мы бешеные псы. Мы выкорчевываем растения, которые входят в ее экологическую систему, и выводим свои, чуждые ей саженцы. Мы провоцируем некоторых пеквенинос на очень странное и непонятное поведение, подговариваем их не слушаться ее. Мы сжигаем лес, когда она пытается насадить побольше деревьев. Еще бы ей не хотелось избавиться от нас!
— И поэтому она объявила на нас охоту.
— Она в своем праве! Когда же вы наконец поймете, что у Десколады тоже имеются права?!
— А у нас таких прав нет? У пеквенинос нет никаких прав?
Снова Квара замолкла. Немедленного контраргумента не последовало. Миро проникся надеждой, что, может быть, она действительно начала прислушиваться к его словам.
— Знаешь что, Миро?
— Что?
— Они были правы, когда послали ко мне именно тебя.
— Почему?
— Потому что ты к ним не принадлежишь.
«Вот уж правда, — подумал про себя Миро. — Вряд ли я теперь буду к чему-либо или к кому-либо принадлежать».
— Возможно, мы так и не договоримся с Десколадой. Возможно, она действительно была выведена искусственно. Биологический робот, исполняющий чей-то приказ. Но, может быть, все не так. А мне не позволяют ни доказать это, ни опровергнуть.
— А что, если тебе все-таки откроют лаборатории?
— Сомневаюсь, — покачала головой Квара. — Если ты думаешь, они пойдут на такое, ты плохо знаешь Элу и мать. Они постановили: мне доверять нельзя, и точка. В общем-то, я тоже постановила, что они не достойны моего доверия.
— Таким образом, из-за какой-то проклятой семейной гордости суждено погибнуть целой разумной расе.
— Миро, неужели ты думаешь, дело только в этом? Гордость? Ты считаешь, что я уперлась лишь потому, что затеять свару для меня превыше всего на свете?
— Наше семейство помешано на гордости.
— Одним словом, думай что хочешь, но я все-таки скажу: я делаю это, чтобы потом меня не мучила совесть. Можешь называть это гордостью, упрямством или еще как-нибудь.
— Я верю тебе, — внезапно сказал Миро.
— Но верю ли тебе я, когда ты говоришь, что веришь мне? Все перепуталось. — Она повернулась обратно к терминалу. — Уходи, Миро. Обещаю тебе подумать над этим, хорошо подумать.
— Сходи к Сеятелю.
— И об этом я тоже подумаю. — Ее пальчики забегали по клавиатуре. — Сам знаешь, он мой друг. Я не так уж бесчеловечна, как кажется. Я повидаюсь с ним, не сомневайся.
— Хорошо.
Он направился к двери.
— Миро, — окликнула его Квара. Он повернулся.
— Спасибо, что не пригрозил мне компьютерной программой, которая пройдет через все мои пароли, если я добровольно не открою файлы.
— Не за что, — ответил он.
— Эндрю непременно пригрозил бы мне этим. Все считают его святым, а он просто запугивает тех, кто осмеливается противоречить ему.
— Он никогда и никому не угрожал.
— Я сама была тому свидетелем.
— Он предупреждает.
— О, извини. А что, это чем-то отличается?
— Да, — сказал Миро.
— Единственное различие между предупреждением и угрозой состоит в том, какую роль ты здесь играешь. То ли тебе грозят, то ли ты предупреждаешь, — объяснила Квара.
— Ничуть, — возразил Миро. — Различие в том, что человек хочет сказать своими словами.
— Уходи, — приказала она. — Мне надо работать, и я буду думать. Уходи.
Он открыл дверь.
— И все равно спасибо, — сказала она вслед.
Он шагнул за порог.
Стоило ему немного отойти от дома Квары, как в ухе раздался голосок Джейн:
— Ты, вижу, решил не говорить Кваре, что я вломилась в файлы еще прежде, чем ты собрался пойти к ней.
— Ну, в общем, да, — сознался Миро. — И чувствовал себя ужасным лицемером. Ведь, по сути дела, она поблагодарила меня за то, что я не стал угрожать ей. А я тем временем уже привел угрозу в исполнение.
— Положим, это я пробралась к ней в компьютер.
— Мы пробрались. Ты, я и Эндер. Ловкая троица.
— Она действительно подумает над твоими словами?
— Не знаю, — пожал плечами Миро. — Может быть, она уже все обдумала и решила пойти на сотрудничество, а сейчас ищет предлог, чтобы достойно извиниться. Или, наоборот, она решила ни за что не помогать нам, а любезно попрощалась со мной потому, что пожалела меня.
— Ну и как, по-твоему, она поступит?
— Понятия не имею, — сказал Миро. — Знаю только одно: каждый раз, вспомнив, что обманул ее, дал ей понять, будто уважаю ее право на личную жизнь, когда мы уже вскрыли все ее файлы, — каждый раз, подумав об этом, я буду ощущать стыд. Иногда я кажусь самому себе просто отвратительным.
— А ты заметил, она не проговорилась, что сведения о своих настоящих находках она держит вне компьютерной системы? Я перерыла все файлы — бесполезные отбросы. Она тоже была с тобой не совсем откровенна.
— Да, но она фанатик, поэтому у нее отсутствует чувство меры.
— Это все объясняет.
— Некоторые черты в нашей семье особенно выделяются, — вздохнул Миро.
* * *На этот раз Королева Улья была одна. Вид у нее был измученный — спаривалась? Закончила кладку яиц? Очевидно, она все время только этим и занимается. У нее нет выбора. Теперь, когда многие ее рабочие патрулируют по периметру территорию человеческой колонии, она должна откладывать больше яиц, чем рассчитывала. Ее потомство не нуждалось в образовании. Личинки стремительно росли и достигали зрелости, уже обладая необходимыми взрослому рабочему знаниями. Но процесс оплодотворения, откладывания яиц, появления на свет и окукливания все равно занимал какое-то время. На воспроизведение взрослой особи уходило несколько недель. По сравнению с человеком Королева производила на свет чудовищное количество отпрысков. Но, в отличие от города Милагра, где жили более тысячи способных к зачатию женщин, колония жукеров располагала только одной способной к деторождению самкой.
Это беспокоило Эндера, ведь на свете осталась всего одна Королева. А вдруг с ней что-нибудь случится? Но, наверное, Королева Улья, в свою очередь, не может понять, почему человеческие создания рожают так мало детей, — а вдруг с детьми что-нибудь случится? Но каждая раса по-своему относится к проблемам «отцов и детей». У людей преобладает взрослая часть населения, то есть родители, которые и заботятся о детях. У Королевы Улья количественное соотношение явно склоняется в пользу детей, которые заботятся об одном-единственном родителе. Каждая раса нашла свой собственный способ обеспечивать себе дальнейшее выживание.
— Зачем ты беспокоишь меня всякими глупыми вопросами?
— Мы зашли в тупик. Все вносят посильную лепту в это дело, а ведь тебе угрожает та же опасность, что и другим.
— Ты так считаешь?
— Десколада погубит тебя, после того как погубит нас. В один прекрасный день вдруг выяснится, что ты уже не способна сдерживать ее, и тебе конец.
— Но ты спрашиваешь меня вовсе не о Десколаде.
— Да.
Он задал ей вопрос, можно ли построить корабль, скорость которого превысила бы скорость света. Грего уже голову себе сломал, раздумывая над этой проблемой. В тюрьме ему больше думать не о чем. В последний раз, когда Эндер встречался с ним, Грего плакал — больше от разочарования, чем от усталости. Свитки бумаги, испещренные формулами, были разбросаны по комнатушке, переделанной в камеру.
— Неужели тебе все равно, сумеем мы преодолеть скорость света или нет?
— Это было бы неплохо.
Равнодушие, прозвучавшее в ее ответе, глубоко ранило его, Эндер ощутил ни с чем не сравнимое отчаяние. «Так вот какая она, безнадежность, — подумал он. — Квара стеной стоит за разумность Десколады. Сеятель умирает от недостатка вирусов в теле. Хань Фэй-цзы и Ванму корпят сразу над несколькими сложнейшими науками, пытаясь овладеть ими за несколько дней. Грего измотал себя до предела. И ничего, никаких результатов».
Она, должно быть, ощутила его страдания, как будто он взвыл в полный голос.
— Нет. Нет.
— Вы же делали это, — сказал Эндер. — Это наверняка возможно.
— Барьер скорости света так же недоступен для нас, как и для вас.
— Но вы умеете мгновенно перенестись за многие световые годы. Меня-то вы как-то нашли.
— Это ты нашел нас, Эндер.
— Не совсем, — возразил он. — Я и не подозревал, что мы вступали в ментальный контакт, пока не наткнулся на послание, оставленное мне вами.
Тогда он пережил непонятное, необыкновенное чувство, такого с ним больше не случалось никогда в жизни. Он стоял на земле чужого мира и видел модель, копию пейзажа, который раньше существовал только в компьютере, на котором он проигрывал личную версию Игры Воображения. Ощущение непередаваемое — словно к тебе вдруг подошел незнакомец и рассказал сон, который ты видел прошлой ночью. Они проникли в его мозг. Он испугался, но, вместе с тем, это взволновало его. Впервые за всю свою жизнь он ощутил, что его узнали. Не о нем узнали — он был известен всему человечеству, в те времена его восхваляли, он был героем, спасшим Вселенную. Люди знали о нем. Но стоя рядом с артефактом, когда-то воздвигнутым жукерами, Эндер впервые почувствовал, что его узнали.
