Паоло Бачигалупи - Заводная и другие (сборник)
– Насколько вообще можно дружить во время революции.
– Жив?
– Ребра сломаны, – говорит он, ощупывая грудь, потом кивает на кисть, к которой врач прилаживает шину: – Чертов палец. Челюсть вроде цела. Сам-то как?
– Получше тебя. Похоже, плечо вывихнули. Все-таки не я им подсунул бешеную пружинщицу.
Андерсон, морщась, кашляет.
– Да, тут тебе повезло.
Один из военных с треском заводит пружину радиотелефона. Аккарат поднимает трубку и произносит по-тайски:
– Слушаю.
Андерсон мало что понимает, а вот глаза Карлайла постепенно делаются все шире.
– Про радиостанции говорят.
– Что? – Андерсон, кряхтя, встает и отталкивает доктора, который все еще заматывает руку. Тут же перед ним вырастают охранники, теснят от министра, отпихивают к стене. Он вытягивает шею и окликает: – Уже начинаете? Что – прямо сейчас?
Аккарат поднимает глаза, спокойно заканчивает разговор, протягивает трубку связисту, тот присаживается на пол у аппарата и ждет следующего звонка. Маховик замедляет ход.
– Покушение на Сомдета Чаопрайю вызвало большое недовольство белыми кителями. Возле министерства – демонстрации, пришел даже профсоюз мегадонтов. Люди рассержены их карательными мерами. Думаю, пора брать дело в свои руки.
– Но ведь еще не все деньги розданы кому надо, не подошли ваши соединения с северо-востока, мои ударные команды прибудут не раньше чем через неделю.
Аккарат, улыбнувшись, пожимает плечами.
– Когда идет революция – порядка не жди, подворачивается возможность – пользуйся. Тем не менее вы, думаю, будете приятно удивлены. – Он отходит к телефону, начинает отдавать приказы; набирая обороты, жужжит маховик.
Андерсон разглядывает спину человека, который при Сомдете Чаопрайе был лишь услужливой тенью, а теперь, став главным, уверенно раздает указания. Снова звонит телефон.
– Безумие какое-то, – бормочет Карлайл. – Мы-то как – все еще участвуем?
– Трудно сказать.
Аккарат оборачивается, хочет что-то сказать бывшим пленникам, но замолкает, склонив голову. Потом благоговейно произносит:
– Прислушайтесь.
По городу прокатывается гром. Вдали за окнами командного центра что-то коротко вспыхивает – будто молния.
На лице Аккарата играет улыбка.
– Началось.
39
Запыхавшаяся Канья вбегает к себе в кабинет, видит ждущего ее Паи и спрашивает:
– Где отряд?
– Недавно было построение у общежития холостяков. Мы вернулись, когда узнали, что тут…
– Они еще там?
– Кто-то – наверное. Говорят, Аккарат и Прача все-таки устроят переговоры.
– Не устроят! Созывай всех. – Она лихорадочно собирает по кабинету обоймы к пружинному пистолету. – Выводи на построение с оружием. У нас мало времени.
Паи удивленно глядит на Хироко.
– Это пружинщица?
– Насчет нее не беспокойся. Знаешь, где сейчас Прача?
– Говорят, осмотрел периметр и вроде хотел выйти к профсоюзу мегадонтов…
– Выводи отряд на построение, ждать больше нельзя.
– Вы с ума…
От взрыва дрожит земля. Снаружи слышен треск падающих деревьев. Паи ошеломленно вскакивает и подбегает к окну. Воет пневмосирена.
– Торговля. Они уже здесь, – говорит Канья и хватает пистолет. Хироко стоит неподвижно, по-собачьи склонив голову набок, вслушивается, потом, словно что-то почувствовав, поднимает глаза – целая серия взрывов сотрясает все здание, с потолка падают куски штукатурки.
Канья выбегает в коридор, куда из соседних кабинетов выскакивают те немногие кители, что работают в вечернюю смену, еще ждут назначения в патруль или в оцепление в доки и на якорные площадки, и спешит наружу в сопровождении Хироко и Паи.
Воздух пропитан тягучим жасминовым ароматом, дымом и еще одним острым запахом, которого Канья не ощущала с тех самых пор, как над Меконгом по старинному Мосту тайско-лаосской дружбы на бой с повстанцами во Вьетнам проехали отряды военных.
Пробив внешнюю стену, в комплекс въезжает танк.
Железное чудовище на гусеницах – в два с лишним человеческих роста, защитного окраса, чадящее горячим дымом, – палит из главного орудия. Из ствола вылетает огонь, танк чуть отбрасывает назад. Башня со скрежетом поворачивается, выискивая новую цель. Канью обдает градом кирпичей и мрамора, она бежит в укрытие.
За танком в пролом входят боевые мегадонты: тускло блестят бивни, на спинах сидят люди в черном. Немногочисленные белые кители, вышедшие на защиту территории, проступают в сумерках бледными призрачными пятнами – легкие мишени. С мегадонтов доносится визг мощных пружин, лезвия вспарывают воздух и наполняют его бетонным крошевом. Канье разрезает щеку, а через секунду она уже лежит под Хироко и слышит, как острые диски с хрустом бьют в стену прямо у нее за спиной.
Снова взрыв. В голове шум, в ушах словно вата. Канья осознает, что подвывает и дрожит от страха.
Танк въезжает в центр внутреннего двора, делает разворот. В пролом шагают все новые мегадонты, их ноги скрыты потоком вбегающих ударных отрядов. Издали не разобрать, кто из генералов предал Прачу. Из окон верхних этажей отстреливаются из ручного оружия, слышны крики – защитники министерства умирают один за другим. Канья достает пистолет, выбирает цель – рядом падает сраженный диском человек из отдела документов – и, осторожно держа рукоять, стреляет. Попала или нет – непонятно; стреляет снова и видит, что ее мишень сбита с ног. Волна солдат наступает, словно небольшое цунами.
– А как же твои парни? – возникает возле нее Джайди. – Вот так просто дашь себя убить и забудешь о тех, кто на тебя рассчитывает?
Канья снова стреляет; ей почти ничего не видно – слезы застилают глаза. По внутреннему двору, прикрываемые огнем, перебегают отряды нападающих.
– Пожалуйста, капитан Канья, – просит Хироко. – Надо уходить.
– Беги! – подгоняет Джайди. – Драться поздно.
Кругом свистят диски. Канья снимает палец с курка, перекатывается, потом, пригнувшись к земле, ныряет в дверной проем – внутри немногим безопаснее, чем снаружи, – и бежит к выходу на противоположном краю здания, не зная, успеет ли до того, как рухнут стены. Рвутся снаряды, все строение дрожит.
Вслед за Хироко и Паи она перепрыгивает через окровавленные тела. В памяти всплывают страшные сцены из детства: сквозь деревни по последним мощеным дорогам страны, а потом и прямо по рисовым полям с грохотом и оглушительным ревом узкими колоннами катят работающие на угле танки, вспахивают гусеницами землю, мчат к Меконгу, чтобы встать на пути внезапного вьетнамского вторжения, и оставляют за собой клубы черного смога. И вот эти железные чудовища здесь.
Канья выбегает наружу и оказывается посреди огненной бури: горят деревья, кругом дым, как от напалма. Проломив дальние ворота, въезжает еще один танк – стремительно, быстрее любого мегадонта. Капитан не успевает следить за их перемещениями – эти машины словно тигры, скользящие по джунглям. Кители стреляют из пистолетов, но лезвия не могут повредить броню – на настоящей войне они бессильны. Трещат оружейные пружины, вспыхивают огни выстрелов, кругом свистят и рикошетят серебристые диски. Защитники министерства бегут в укрытие, однако деться им некуда. На белых кителях расцветают алые пятна, людей разрывает на части взрывами. Подъезжают все новые и новые танки.
