Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей
Фортунато спустил с плеч бретельки ночной сорочки, обнажив груди с припухшими, потемневшими сосками. Он коснулся одного из них языком и ощутил густую сладость молозива. Женщина обхватила руками его голову и простонала, затем увлекла его в альков, и он отстранился от нее на несколько мгновений, чтобы скинуть одежду.
Соколица легла на спину. Живот был вершиной ее тела, точкой, где сходились все изгибы. Фортунато встал на колени рядом с ней и принялся осыпать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь. Кожа у нее была мягкая и душистая, как шелк старинного кимоно. Потом он перевернул ее на бок, спиной к себе, и начал целовать поясницу. Его пальцы пробрались между ее ног и задержались там, чувствуя влажную теплоту. Женщина изогнулась, обеими руками сжимая подушку.
Он лег рядом с ней и вошел в нее сзади. Нежная плоть ягодиц прижалась к его животу, и все поплыло у него перед глазами.
– О господи!
Фортунато медленно задвигался – левая рука под ее грудью, правая рука невесомо касается выпуклости живота. Любовница двигалась вместе с ним, ее дыхание становилось все тяжелее и быстрее, пока она не вскрикнула и не стиснула бедра.
В самый последний миг он направил семяизвержение вспять. Горячая струя хлынула обратно в его чресла, и вокруг поплыли пятна света. Он расслабился, готовясь ощутить, как астральное тело высвобождается из плоти.
Ничего не произошло.
Он отчаянно схватился за женщину, уткнулся лицом ей в шею, спрятал голову в ее длинных волосах.
Теперь он не сомневался. Сила ушла.
На один яркий миг вспыхнула паника, потом утомление затянуло его в сон.
Он проспал примерно час и проснулся разбитым. Соколица, опираясь на локоть, смотрела на него.
– Ты здоров? – спросила она.
– Да. Здоровее некуда.
– Ты не светишься.
– Нет, – согласился он и посмотрел на руки. – Ничего не получилось. Все было чудесно. Но сила не вернулась.
Вздохнув, женщина протянула руку и погладила его по щеке.
– Сочувствую тебе.
– Ничего страшного. Это правда. Последние несколько месяцев я не могу найти себе покоя – то боюсь, что сила вернется, то – что не вернется. Теперь я хотя бы знаю. – Он поцеловал ее в шею. – Послушай, нам надо поговорить о ребенке.
– Можно и поговорить. Но только не думай, будто я чего-то от тебя ожидаю, ладно? Ну, кое-что я, наверное, должна была тебе рассказать. В делегации есть один парень, Маккой. Он оператор документального фильма, который мы снимаем. Похоже, у нас все может быть серьезно. Он знает про ребенка и ничего не имеет против.
– Вот как! Я не знал.
– Пару дней назад мы с ним крупно поссорились. И теперь ты… понимаешь, та наша ночь в Нью-Йорке – это было что-то невообразимое. Ты – классный мужик. Но ты ведь знаешь, что между нами не может быть ничего серьезного.
– Да, – ответил Фортунато. – Наверное, не может. – Его руки безотчетно потянулись погладить ее большой живот, пробежали по голубым венам, проступившим под белой кожей. – Странно. Я никогда не хотел детей. Но теперь, когда это случилось, все совсем не так, как я об этом думал. Ну… не важно, чего я там хочу. Я в ответе за него. Даже если я никогда не увижу этого ребенка, я все равно в ответе за него и всегда буду в ответе.
– Не надо все усложнять. Не заставляй меня пожалеть, что я не пришла к тебе раньше.
– Нет. Я просто хочу знать, что у тебя все благополучно. У тебя и у малыша.
– С малышом все прекрасно. Если не считать того факта, что ни у одного из нас нет фамилии, которую можно было бы ему дать.
В дверь постучали. Фортунато резко сел, внезапно почувствовав себя неуютно.
– Соколица? – послышался голос Тахиона. – Соколица, ты одна?
– Минуту.
Она надела халат и протянула любовнику его одежду. Фортунато еще застегивал рубаху, когда она открыла дверь.
Тахион посмотрел на Соколицу, потом перевел взгляд на смятую постель, кивнул Фортунато с таким видом, как будто только что подтвердились самые худшие его подозрения.
– Ты… Соколица сказала мне, что ты… помогаешь.
«Ревнуешь, хлюпик?»
– Ну да, – произнес он вслух.
– Что ж, надеюсь, я не помешал. – Доктор опять взглянул на Соколицу. – Автобус в храм Мейдзи отходит через пятнадцать минут. Если ты едешь.
Фортунато, словно не замечая присутствия такисианина, нежно поцеловал ее.
– Я позвоню тебе, – пообещал он, – когда что-нибудь разузнаю.
– Хорошо. – Женщина стиснула его руку. – Будь осторожен.
Он вышел в коридор и едва не столкнулся там с человеком, у которого вместо носа был слоновий хобот.
– Дес! – улыбнулся Фортунато. – Рад тебя видеть.
Это было не совсем так.
Десмонд заметно постарел, щеки у него ввалились, грузное тело истаяло. Фортунато задумался: неужели его собственные терзания столь же заметны?
– Фортунато, – кивнул Десмонд. Они пожали друг другу руки. – Сколько лет, сколько зим.
– Не думал, что ты когда-нибудь уедешь из Нью-Йорка.
– Надо было немного посмотреть мир. Возраст берет свое.
– Это точно.
– Ладно… Мне пора к экскурсионному автобусу.
– Я провожу тебя.
Были времена, когда Дес входил в число лучших его клиентов. Похоже, они безвозвратно ушли. Тахион нагнал их у лифта.
– Что тебе нужно? – спросил Фортунато. – Ты что, не можешь оставить меня в покое?
– Соколица рассказала мне про твою силу. Я хочу сказать, что мне жаль. Я знаю, ты меня ненавидишь. Хотя не понимаю за что. Наверное, то, как я одеваюсь и как себя веду, представляет смутную угрозу твоей мужественности. Или, по крайней мере, тебе предпочтительнее так считать. Но это твои проблемы, не мои. И… подожди, всего секунду.
Звонок лифта дзенькнул, и двери открылись.
Чернокожий великан сердито тряхнул головой.
– Твоя секунда вышла.
Но почему-то не двинулся с места. Десмонд вошел в кабину, бросив на него печальный взгляд, и двери снова закрылись. За расписанными бамбуковым узором панелями поскрипывали тросы.
– Твоя сила все еще при тебе.
– Чушь собачья.
– Ты запираешь ее внутри себя. Твоя душа полна конфликтов и противоречий, которые сдерживают ее.
– Чтобы победить Астронома, я собрал все, что у меня было. И все выплеснул. До донышка. Подчистую. Не осталось ничего, чтобы подзарядиться. Все равно что посадить аккумулятор в автомобиле. Он не заведется даже с толчка. Все, конец.
– Если использовать твою же метафору, даже непосаженный аккумулятор не заведется, если вынуть ключ из зажигания. А ключ, – такисианин указал на свой лоб, – внутри.
Он ушел, а Фортунато хлопнул ладонью по кнопке вызова лифта.
Он позвонил Хираму из вестибюля.
– Приезжай, – сказал Уорчестер. – Я встречу тебя перед входом.
– Что стряслось?