Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть
Он не решался ее поцеловать. Она это понимала, потому что сама не делала попыток поцеловать его. И никогда не вспоминала свои слова о том, что любит его. Она не совладала с чувствами, увидев, что он жив, и ее слова могли быть просто выражением облегчения.
После того как они нашли останки пант-эльфов, Стэгг и Мэри оставили тропу и пошли прямиком через леса. Продвижение замедлилось, но они чувствовали себя в большей безопасности.
Они вышли к Гудзону. Тем же вечером Стэгг взломал дверь какого-то сарая и украл напильник. Пришлось убить сторожевого пса, которого он задушил, не дав ему гавкнуть второй раз. Они вернулись в лес, и Стэгг потратил четыре часа на распиливание пояса. Он был сделан из твердой стали, и надо было пилить осторожно, чтобы не задеть Мэри. Потом он дал ей мазь, найденную в том же сарае, и она отошла в кусты растереть поврежденные и воспаленные места. Стэгг пожал плечами, поскольку они много раз видали друг друга без одежды. Впрочем, тогда они не контролировали ситуацию.
Когда она вернулась, они пошли вдоль берега, пока не увидели лодку, привязанную к деревянному причалу. Отвязав ее, они переплыли реку, и Стэгг отпихнул лодку от берега. Та поплыла вниз по течению, а они пошли на восток. Шли они две ночи, днем прячась и отсыпаясь. Недалеко от города Покипси Стэггу посчастливилось украсть еще еды. Вернувшись в лес к Мэри, он поглотил втрое больше, чем она считала бы для него необходимым. Мэри встревожилась, но он объяснил ей, что клетки его тела уже поедают друг друга.
Съев половину припасов, он выпил целую бутылку вина и какое-то время сидел спокойно. Потом он встал и сказал Мэри:
— Ты прости, но я больше не выдержу. Придется вернуться на ферму.
— Зачем? — спросила она встревоженно.
— Мужчин там нет, они, наверное, в городе. А я видел трех женщин, и одна из них молодая и симпатичная. Понимаешь, Мэри?
XV
— Нет, не понимаю! — ответила она. — Даже если бы понимала, ты сам-то понимаешь, как опасно туда возвращаться? Эти женщины расскажут вернувшимся мужчинам, а те известят жриц Вассара. И те бросятся по нашему следу. Если узнают, что мы в этой округе, нас наверняка поймают.
— Я знаю, что ты права, — сказал он. — Но не могу устоять. Слишком много съел. Либо они, либо ты.
Мэри поднялась на ноги. У нее был такой вид, будто она собиралась сделать что-то, очень ей противное, но необходимое.
— Если ты на минутку отвернешься, — сказала она дрожащим голосом, — я тебе помогу.
Он воскликнул в восторге:
— Правда, Мэри? Если бы ты знала, что это для меня значит!
Он отвернулся и, несмотря на почти непереносимую остроту предвкушения, улыбнулся. Как это в ее стиле: такая скромность при раздевании, перед тем как с ним лечь.
Он услышал ее движение у себя за спиной:
— Можно повернуться?
— Нет, я еще не готова.
Он услышал ее приближающиеся шаги и — с нетерпением спросил:
— А теперь можно?
— Еще нет, — ответила она у него за спиной.
— Я больше не вытерплю…
Что-то тяжелое ударило его по затылку. Он потерял сознание.
Очнувшись, он обнаружил, что лежит на боку, руки связаны за спиной и ноги связаны в лодыжках. Она разрезала пополам тонкую веревку, которую он положил в мешок перед бегством от пант-эльфов. Возле него лежал большой камень, которым, как он понял, она его и огрела.
Видя, что он открыл глаза, она сказала:
— Прости, если можешь, Питер, но мне пришлось. Если бы ты направил дисийцев на наш след, нам бы не удрать.
— В мешке есть две бутылки виски, — сказал он. — Прислони меня к дереву и поднеси к губам бутылку. Я хочу выпить всю кварту. Во-первых, чтобы унять эту дикую боль в голове. Во-вторых, если я не напьюсь до потери сознания, я сойду с ума от похоти. В-третьих, чтобы забыть, какая ты стервозная сука.
Она не ответила, но сделала, как он сказал, прислонив бутылку к его губам и время от времени ее отнимая, когда он переставал глотать.
— Прости меня, Питер.
— Да ну тебя к черту! И чего я с тобой связался! Не мог удрать с настоящей женщиной. Давай еще виски.
За два часа он выпил две трети кварты. Секунду-другую он сидел ровно, глядя прямо перед собой. Потом со стоном вздохнул и захрапел.
Наутро Стэгг проснулся развязанным. Он не жаловался на похмелье и ничего ей не говорил. Просто смотрел, как она делит провизию. После завтрака, за которым он пил много воды, они молча пошли на восток.
Ближе к полудню Мэри заговорила:
— Ни одной фермы за последние два часа. Лес становится реже, и появляются скалы. Мы на пустошах между Дисией и Кейсилендом. Здесь нужно идти еще осторожнее — могут встретиться военные отряды обеих сторон.
— А что страшного встретиться с твоими соплеменниками? — спросил Стэгг. — Ведь это их мы ищем?
— Они могут сначала выстрелить, а потом уже выяснять, кто мы такие, — ответила Мэри, нервничая.
— О’кей, — сказал он серьезно. — Будем кричать издали. Скажи мне, Мэри, ты уверена, что они не обойдутся со мной, как с дисийским пленником? Как бы там ни было, а этот рог может вызвать у них предубеждение.
— Нет, когда я им скажу, что ты спас мне жизнь. И что ты стал Солнце-героем не по своей воле. Конечно…
— Что «конечно»?
— Тебе придется согласиться на операцию. Не знаю, хватит ли у моего народа врачебного искусства убрать твой рог, не убив тебя, но тебе придется попробовать. Иначе тебя посадят под замок. А ты знаешь, что это тебя с ума сведет. Но в таком виде тебе разгуливать не позволят. И я, естественно, и не подумаю идти за тебя замуж, пока у тебя этот рог. Да и ты сначала должен креститься в нашу веру. За язычника я не пойду. Да я и не могла бы, даже если бы хотела: язычников мы убиваем.
Стэгг не знал, зареветь от гнева, зарычать от смеха или заплакать от отчаяния. И никаких эмоций поэтому не выразил. Вместо этого он сказал без всякой интонации:
— Не помню, чтобы я просил твоей руки.
— Ах, это и не требуется, — ответила она. — Достаточно, что мы провели ночь вдвоем без дуэньи. В нашей стране это означает, что мужчина и женщина должны пожениться. Это один из признанных способов сообщать о своей помолвке.
— Но ты же не допустила ничего, что сделало бы оправданным вынужденный брак, — запротестовал он. — Ты все еще девственница. Насколько мне известно по крайней мере.
— Конечно же, я девственна! Но это безразлично. Принимается как данность, что мужчина и женщина, проводящие вместе ночь, не могут противиться зову плоти, как бы ни была сильна воля. Если они не святые, конечно. А святые никогда в такое положение не попадут.
