Виктор Суханов - Мини-футбол на Маросейке
Каир — город своеобразный. По моему мнению, сверху он смотрится лучше ночью, чем днем. Ночью он состоит из множества светящихся аккуратных прямоугольников, только один из них синего цвета, а другие — желтого, поскольку город освещен разного типа лампами. Эти геометрические светящиеся гирлянды ассоциировались у меня с рождественскими праздниками, когда улицы Парижа озарялись по вечерам морем разноцветных огней. Днем Каир — пыльный восточный город, со всеми контрастами старины и современности.
Мы прилетели в Каир ночью. Пока самолет шел на посадку, Жаклин, видевшая впервые столицу Египта, смогла вдоволь насмотреться на ее ночные огни. На площади перед аэропортом мы взяли такси, и я назвал адрес Ги, моего одноклассника, товарища по детским играм, который давно уже покинул родной Париж, предпочтя ему сухой и жаркий Каир. В столице Египта Ги заимел собственный трехэтажный особняк, собственных слуг и собственное дело. К тому же он умудрился заделаться собственным корреспондентом солидного парижского журнала. Правда, собственную жену он все же привез из Парижа. Его супруга Полетт отличалась гостеприимством, и я уже дважды использовал эту ее слабость, останавливаясь вместо каирских гостиниц в особняке своих друзей.
Ги и Полетт искренне обрадовались нежданным гостям. Жаклин, которую я представил им как свою невесту, быстро нашла общий язык с Полетт. Мы же с Ги, запасшись прохладительными напитками, уединились в его кабинете, устланном шкурами разных убитых не им зверей. Было нежарко, и окна комнаты оставались открытыми настежь.
— Привык окончательно к Египту? Не тоскуешь по Франции? — не очень деликатно начал я разговор.
Ги задумчиво посмотрел на финиковые пальмы, в изобилии росшие во дворике его особняка, и неожиданно сказал:
— Знаешь притчу об одном тосковавшем человеке?
— Расскажи.
— В старые времена жил счастливый человек, имевший богатство, красивую любящую жену и воспитанных, что редко бывает в наше время, детей. И вдруг он затосковал. А тут кто-то рассказал о прекрасном волшебном городе, где все счастливы. И решил он уйти жить в этот город. Только дороги туда не знал. Один маг сжалился над ним и показал, в каком направлении надо идти. Ты действительно не знаешь этой притчи?
— Нет, продолжай.
— Шел человек, шел и чтобы не сбиться с пути, ложился на ночь в пустыне спать ногами в сторону волшебного города. Но однажды ночью, да простит аллах мне эту прозу жизни, его искусали комары. Так искусали, что он не заметил, как, отбиваясь от них во сне, перевернулся головой к волшебному городу. А утром пошел обратно в сторону своего дома и наконец вернулся в родной город, полагая, что пришел в другой, волшебный. Он только подивился его сходству со своей родиной. Отыскал он улицу, похожую на улицу в его городе, увидел там дом, похожий на его дом, встретил жену и детей, как две капли воды походивших на тех, кого, как он считал, оставил в другом городе. И зажил он со своей «новой» семьей. А когда через много лет стал умирать, то признался родным, что хорошо ему было с ними, только очень тосковал он по своей родине…
— Хорошая притча, Ги. Кажется, я понял ее и тебя. Прости за бестактный мой вопрос.
— Ничего, старик. Долго будешь у нас?
— Дня три, если не прогонишь.
— Ты же знаешь, на Востоке гость — услада сердца хозяина. А я стал восточным человеком. Помощь нужна?
Ги никогда не задавал лишних вопросов. Этим он мне и нравился. Он сразу же понял, что мой приезд с невестой, мягко выражаясь, необычен, но распространяться на эту тему не стал.
— Помощь? Только машина и твой Ибрагим в качестве гида-телохранителя.
Ибрагим был уже много лет главным слугой в доме Ги и вынянчил его детей, не доверяя этого дела Полетт. Он лично готовил изысканные блюда во время приема в особняке именитых гостей, не доверяя этого дела повару. Ибрагим был опорой дома, его стражем, хранителем семейных традиций. И конечно, он был выходцем с Верхнего Египта.
Жителям Верхнего Египта я всегда симпатизировал. Все-таки в верхнем течении Нила, возможно из-за сурового климата, такие человеческие качества, как лень, краснобайство, пронырливость и мелкий обман, встречаются значительно реже, чем в нижнем. Люди в Верхнем Египте сдержанны, аскетичны, честны. Они хорошие семьянины и строго соблюдают собственный кодекс чести.
Некоторые из них, очень бедные, приезжают в Каир наниматься в слуги. Фактически они продают свою порядочность. На них можно положиться, им можно доверить детей, дом, деньги. Они преданы своим хозяевам, но сохраняют при этом чувство собственного достоинства и пользуются большим уважением со стороны окружающих. Таким был Ибрагим, которого я попросил у Ги в сопровождающие. Кстати, выходцем с Верхнего Египта был Гамаль Абдель Насер.
Три дня в Каире промелькнули быстро. Первым делом я повез свою невесту к сфинксу и пирамидам в Гизе — это было совсем недалеко от центра города. За те три года, что мы не виделись, сфинкс совсем не постарел, нос у него был по-прежнему отбит. Вообще в натуре он выглядел менее импозантным, чем на картинах и фотографиях. Все также дежурили у пирамиды Хеопса арабы, предлагавшие туристам за небольшую мзду сфотографироваться верхом на верблюдах. Величайшая в мире пирамида, построенная за 27 веков до нашей эры, пока еще держалась под напором ветра, солнечных лучей и туристских полчищ. Возможно, она даже не стала ниже и сохранила свои сто сорок шесть и шесть десятых метра высоты.
Я беспрекословно согласился сфотографировать Жаклин и верблюда на фоне пирамид, но категорически отказался идти внутрь великой гробницы, напомнив своей спутнице обо всех загадочных жутких болезнях, от которых погибли первые проникшие в пирамиды ученые и грабители. Исторически было наоборот: сначала в пирамиды проникли грабители, ученые шли за ними. На самом деле меня мало волновало «проклятие фараонов», то есть вирусы и их разносчики — летучие мыши. Что меня действительно беспокоило, так это маленькая «тойота», бесцеремонно повторявшая маршрут нашего «пежо» вокруг пирамид. У пустыни все-таки имеются свои прелести: если за вами кто-то едет на машине, то этого трудно не заметить. В этой ситуации залезать в темное жерло пирамиды мне не хотелось.
Я указал Ибрагиму, выполнявшему одновременно обязанности чичероне пустыни и телохранителя-кассаи, на открыто преследовавшую нас японскую технику. Однако Ибрагим невозмутимо ответил, что причин для волнения нет — это просто служба безопасности присматривает для порядка за вновь прибывшими иностранцами.
Никогда еще сообщение, что за мной следят агенты государственной службы безопасности, не доставляло мне такого облегчения. Приглядевшись повнимательнее к двум египтянам в «тойоте», я почти уверился в правоте слов Ибрагима. Тем не менее вести Жаклин внутрь пирамиды все же не решился. Желая хоть как-то утешить мою огорченную спутницу, я принялся в шутливом тоне блистать перед ней эрудицией.
