Евгений Лукин - Сокрушитель
— Чего ты его на фиг не пошлешь? — с любопытством спросил Никиту Ромка.
— Я пробовал… — безнадежно вздохнул тот.
— Интеллигент ты хренов! — вспылил Василий. — Как ты пробовал? «Ах, простите…» «Ах, спасибо…» Да за «спасибо» на зоне знаешь что делают? Ну так, короче! Я тебе сейчас скажу, как послать… Наизусть выучишь, понял? И чтобы слово в слово! Телескоп! — рявкнул он, оборачиваясь. — Я т-тебе дам подслушивать! Хвост надеру!
Услышав про хвост, Телескоп сжался в пушистый комок и вновь отступил, сердито посвечивая глазищами.
— Та-ак… — молвил Василий, сосредоточиваясь. — Значит, скажешь ему…
И медленно, слово за словом выговорил такое, что даже Ромка хмыкнул и поглядел с уважением, Никита оторопело моргал.
— Повтори, — потребовал Василий.
Никита, запинаясь, повторил. Василий заставил затвердить фразу назубок и результатом остался доволен.
— Когда будешь посылать, смотри в глаза, понял? И понаглее, понаглее, не дрожи!
Никита Кляпов печально поблагодарил за науку и косолапо побрел дальше — искать подходящий камушек. Василий и Ромка глядели в его сутулую спину, пока она не затерялась среди опор.
— Черт его знает… — проворчал Василий. — В пробирке его выращивали, что ли?
— Не пошлет… — с сожалением молвил Ромка, присаживаясь на приступочек глыбы. — Вот ведь клоун, блин…
— Есть клоуны и покруче, — хмуро и многозначительно изронил Василий.
Ромка медленно повернул голову.
— Не понял, — надменно молвил он.
— Чего не понял-то? — проворчал Василий и, кряхтя, присел рядом. — Давно я с тобой поговорить хотел…
После этих слов Ромкина физиономия вновь стала утомленной и разочарованной. Василий сидел, упрямо склонив лобастую голову, и с преувеличенным вниманием разглядывал сломанный ноготь большого пальца.
— Может, к Пузырьку пойдем? — сердито спросил он.
Ромка поморщился.
— Да чего там, у Пузырька, делать? Водку жрать?
— Оно иногда и невредно, — буркнул Василий. — Чтобы дурь из головы выбить…
— Это из чьей же?
— Да из твоей! — Василий хмуро покосился на Ромку. — Мы ж с тобой вроде как бы уже и не чужие, а, Ром? Я вон тебя в тарелку загнал, потом назад тащил… пока сам не поумнел. По «конуре» опять же вместе шастали, от куклы Маши драли… Думаешь, мне легко теперь смотреть, как ты тут без дела шлендаешь?
— Не смотри… — безразлично посоветовал Ромка.
Справа подобрался Телескоп и присел на корточки, стреляя круглыми бойкими зыркалами то на Василия, то на Ромку.
— Ром! — Василий повернулся к собеседнику всем корпусом. — Ну что за сдвиг такой? Камушков не ломаешь, слоняешься… Водку вон уже даже не пьешь…
— Курить хочу, — сказал Ромка. Василий моргнул.
— А ты разве дома курил? Ромка вяло пожал одним плечом.
— Так… Баловался…
— Ну ты даешь! — только и смог сказать Василий. — Баловался… Я вон всерьез дымил — и то бросил, А знаешь как?.. Помолчи, Телескоп… Врач знакомый в морг привел и показывает: два трупа, причем оба молодые еще, лет по тридцать каждому… Вот, говорит, смотри. Берет долото, рубит одному грудную клетку, там легкие — чистые, розовенькие! Ну, ясно, некурящий… А потом — другому. Так ты не поверишь — хлопья какие-то черные вместо легких… И я — все. В тот же день и завязал…
— А им не все равно было? — спросил вдруг Ромка.
— Кому?
— Трупам…
— Да ну тебя на хрен! — с досадой сказал Василий. — Распустил ты себя просто, вот что! Сачок ты! Самый настоящий сачок!.
— Тьок! Тьок! — возрадовался Телескоп, услышав знакомое слово.
— Тнись! — цыкнул на него Ромка. Телескоп прижух и опасливо передвинулся поближе к Василию.
— Чего ж ты с ним так грубо-то? — упрекнул тот. — Дурак ты — и уши холодные, вот что я тебе скажу! Сам счастья своего не понимаешь! Ну вот подумай: кто ты был дома? Да никто. Так, шпана подворотная. А здесь? Специалист, золотые руки… Да хозяева, может быть, таких, как ты, нарочно ищут… Какого тебе еще рожна надо? От армии открутился, девка тебе досталась — позавидуешь…
— Армия… — недовольно сказал Ромка. — Да что армия? Армия — два года, и на дембель. А тут всю жизнь…
— А «деды» тебя хоть раз метелили? — наливаясь кровью, рявкнул Василий. — Ты что ж, думаешь, в армии служба — мед? Слушай… — осенило его вдруг. — Может, у тебя с Ликой нелады?
— Строит из себя больно много… — нехотя отозвался Ромка. — Такое гонит! И с хозяевами она знакома, и мыслями она с ними обменивается… Всю жизнь на мозги капали, а тут она еще! Того нельзя, этого нельзя…
— Чего нельзя-то? — не понял Василий.
Вместо ответа Ромка ухмыльнулся ехидно и вроде бы даже повеселел.
— А правда, пошли к Пузырьку! — предложил он, изменчивый как ветер. — Чего ступеньку просиживать!
* * *
Обдаваемый неторопливым прибоем разноцветных световых волн, Пузырек стоял в классической позе погорельца над пепелищем и скреб в затылке. Змеевики, ранее оплетавшие рощицу стеклистых труб на манер повилики, исчезли. В черных провалах кладовок уже не играли ласковые блики на грудах полупрозрачных бурдючков. О былом великолепии напоминала лишь свернувшаяся на полу карликовая глыба в виде человеческого уха. На некоторых трубах, правда, остались спиральные вдавлины, но чувствовалось, что скоро и они распрямятся.
— Да-а… — озадаченно тянул Пузырек. — Это хорошо еще, я вчера догадался кое-что в незаселенку перетащить… Ну вот как это они так делают? Снаружи, что ли?
Кроме него, в помещении находились расстроенный Леша Баптист и злобно усмехающийся Крест.
— Давно? — профессионально озираясь, спросил Василий.
— Да только что! — сказал Пузырек. Особого расстройства на его мудром морщинистом лице, впрочем, не наблюдалось. Он, видимо, привык уже к таким налетам надзорок и относился к ним как к чему-то неизбежному. — На десять минут вышел спросить у Маши, как она подошвы заливает. А вернулся…
— Епишкин пистолет! — сокрушенно молвил Леша Баптист. — Теперь, наверно, цены поднимешь?
— А как же! — ухмыльнулся Пузырек. — Мне, считай, все по-новой начинать…
Василий тем временем осмотрел помещение и, естественно, не найдя никаких следов, вновь присоединился к остальным.
— Чисто работают, — с уважением признал он. — Не иначе, дали снаружи щелчка — и все в пыль.
— Пыль… — недовольно повторил Пузырек. — Ну покажи мне эту пыль, раз ты такой умный! Пыль… Да они и пыли-то не оставляют!
— Зуб даю, Клавка навела, — с недоброй улыбкой изронил Крест.
Оживленно потирая изжелта-розовые ладошки, возник дедок Сократыч.
