Джон Мини - Фактор жизни
В полдень он был еще в одной таверне. Заставил себя заказать хлеб с сыром. Потом с трудом проглотил еду, запивая гриппловым сидром, и впервые за много дней почувствовал себя лучше.
– Сынок? Ты в порядке?
На него уставилась старуха с нечесаными волосами, и Том поспешил отделаться от нее.
– Конечно, в порядке, старая ведьма!
Позже, когда таверна уже закрывалась, чьи-то крепкие руки без особой спешки выставили его на улицу.
Похожий на видение с того света, он спал на скамье, то и дело просыпаясь и снова проваливаясь в мрачный сон.
* * *
Порой головная боль становилась особенно нестерпимой. Но тогда переставала пылать, как в огне, его несуществующая рука.
«Эй, – сказал он себе, когда однажды обнаружил в своих объятиях женщину. – Все не так уж плохо!»
Кто она была такая, он не помнил.
– Пойдем ко мне домой, – сказала она.
– Куда? – спросил Том. – А-а-а, да-да.
И вспомнил, что должен ей еду… Точно, пообещал!
В крошечном закутке, отгороженном занавеской, она, задрав без лишних слов юбку, легла на кровать, а он скользнул между горячих полных бедер и отдраил ее – быстро, деловито и исступленно. Как зверь…
Потом он скатился с обмякшего тела, и она повела его в клуб курильщиков марихуаны, где еда оказалась горячей и сытной.
Там были ее друзья, много новых лиц, которые невозможно было запомнить, и он пил что-то совершенно необычное. Напиток заставлял пылать каким-то дьявольским огнем каждую его артерию, каждый капилляр…
Когда он проснулся на следующее утро, все ребра были в кровоподтеках, а кольцо с большого пальца и кредо-сливеры бесследно исчезли.
«Ублюдки», – подумал он тупо. Только и всего…
* * *
– Попробуй-ка вот это!..
Их было четверо… нет, пятеро… Они сидели вокруг костра и пили из грязной банки.
На всех были надеты рубашки и плащи, как у Тома, – поношенные и заляпанные грязью. Вероятно, от их одежды исходил такой же дурной запах.
У него уже не было ничего, что его новые приятели смогли бы отобрать, и он чувствовал себя в полной безопасности.
– Пей!
Но тут он увидел, как блеснуло лезвие ножа, – это была единственная чистая вещь среди кучи грязного тряпья, – и, пробормотав: «Схожу, отолью», – отошел подальше от освещенного костром места, свернул в безлюдный извилистый туннель и продолжил свой путь в одиночестве.
* * *
Двор выглядел очень нарядно – сверкающие медные светильники, переливчато-мерцающие корзины, отдраенные каменные плиты, выбеленные стены и потолок. Один из людей заметил, что Том осматривается, и спросил, что ему нужно.
– Как у вас насчет работы?
Внимательно оглядев его, мужчина сказал:
– Понятно. Идем со мной…
Он продержался пять дней и уже на довольно долгое время мог сосредоточиваться на работе. Но тут человек, давший ему работу, высказал Тому все свои претензии. Главным было качество.
– Мои люди отрабатывают свой хлеб, – сказал он и рассчитал новичка.
– Извини уж! – крикнул он вслед Тому, когда тот, хромая, в последний раз шел по двору.
* * *
Сидя в очередной таверне, он заметил, что за ним наблюдают. И понял, что эти парни разглядели у него связку стальных кредо-сливеров, полученных за работу. Ему ничего не оставалось, как смыться на улицу, а потом то шагом, то трусцой добраться до ближайшего люка и еще раз спуститься вниз.
* * *
В очередной раз он осознал, что жив, от прикосновения кисти для макияжа.
Женщина гримировала его лицо так, чтобы он был похож на нее: голубые полосы, серебристые пятиугольники на лбу.
И опять он драил ее по-звериному. Или это была совсем другая? И она опять вела его в таверну.
А потом он лежал в полудреме на полу, а она собиралась улечься под кого-то из соседей, напрямик спросив того о деньгах.
– А у тебя хороший дружок, – сказал мужчина, стягивая с задницы узкие брюки. – С пониманием…
«Я – не дружок», – подумал Том. И отвернулся лицом к стене.
Он ушел, когда она отправилась в общую ванную, расположенную в конце коридора.
* * *
– Послушайте, офицер! – Он нарвался на патруль службы безопасности, но считал, что это неопасно.
Ведь никто не станет разыскивать здесь, внизу, лорда Коркоригана.
– Мне бы только узнать, где найти работу, что-нибудь убирать…
– И сделать новый макияж, леди?
Остальные патрульные засмеялись.
«Я же забыл, что лицо раскрашено», – тупо подумал Том.
Они задержали его – за бродяжничество.
Всю ночь он провел в камере, на следующий день его три раза накормили и наконец поздно вечером, отвели в суд магистрата. В голове был уже привычный туман, но сегодня Том мог мыслить более четко, чем во все предшествующие дни. И когда он стоял возле скамьи подсудимых, настроение у него было почти радостным.
Суд предоставил ему выбор: или рабочий наряд на три декады, или ссылка на нижние страты.
То есть – никакого выбора.
* * *
Дальше все слилось воедино.
Холод и жара… Свет и тьма… Поспешные неловкие объятия с женщиной, у которой были желтые зубы… И совсем уж по-звериному – сзади – с другой, у которой вовсе не было зубов…
Кувшины с огненным напитком, которые, неохотно отрывая от губ, передавали по кругу…
И какое-то месиво на грязных тарелках…
Когда было светло, он почти всегда спал: ночью это было опасно. Не выпив, он не мог заснуть, но иногда наваливалась страшная мигрень, и о сне приходилось забыть, и тогда он шел дальше.
Иногда, проснувшись, он обнаруживал лежащие рядом кредо-сливеры мелкого достоинства, брошенные сердобольным прохожим.
* * *
Затем был небольшой просвет.
Где-то, удивившись, что он умеет читать, ему дали работу конторского служащего. Но другие клерки, почуяв превосходство Тома, всеми силами старались нагадить ему в карман. Когда в конце второй декады в конторе пропала небольшая сумма, было ясно, что обвинения посыплются на последнего нанятого работника.
Стоило ему потребовать жалованье, тут же пришли охранники. Они били его смертным боем, и боль, перемежающаяся с яркими красными вспышками перед глазами, пронзала все его тело. Словно в отдалении он слышал треск собственных ребер.
На этот раз он проделал спуск бессознательно. Очнулся под люком, парализованный от боли, и догадался, что его попросту сбросили вниз.
* * *
Если бы Тома попросили последовательно рассказать, как он выжил, он бы не смог. Он потерял счет новым незнакомым местам, очередным стычкам, после которых тело болело от новых ран или потревоженных старых, которые не успевали затягиваться.
