Сергей Ким - Стражи Чёрной Скалы
61
Я сидел на краю обрушившейся дорожной эстакады и смотрел на колоссальный шпиль Башни, высящейся вдалеке. За моей спиной за песчаный горизонт уходило на перегруппировку жаркое и равнодушное Солнце, а ещё за моей спиной была точка эвакуации, до которой мой отряд так и не дошёл.
Рядом со мной лежал телефон с треснувшим дисплеем и чудом сохранившим крохи заряда, который я иногда восполнял. Телефон играл мне и закату тяжёлую и грустную электрогитарную музыку неизвестного мне раньше автора по имени Элия Кмирал под названием «The Line».
Одиннадцать часов моего остатка жизни истекли, но я не чувствовал сожаления.
Время сожалеть и сокрушаться прошло. Я через многое прошёл и многое понял. Единственное, что сейчас вызывало у меня лёгкое неудовольствие — труды последних дней оказались напрасными. Вся найденная и установленная мной взрывчатка у подножия башни… Какой в ней теперь смысл, если скоро город похоронит под собой ковровая бомбардировка? С другой стороны, моя цель всё таки будет воплощена — шестьдесят тонн золота, что свели с ума целый город, будут надёжно погребены под сотнями тысяч тонн камня и металла. Да, когда-нибудь его откопают, но это будет ещё нескоро. Я последний, кто знает тайну местонахождения кувейтского золота, но сегодня я исчезну.
Сожалел ли я о чём-нибудь? Да, как и всякий нормальный человек. Но я примирился с собой и своими грехами. И не выстрелил я в себя тогда совсем не потому, что цеплялся за свою действительно никчёмную жизнь… Нет, вовсе не поэтому.
Просто пока я жив, у меня есть шанс хоть как-то… нет, не исправить, но слегка загладить или искупить совершённое. Мне не вернуть погибших, но я могу хотя бы сделать их смерти не напрасными. Правильно ли я поступаю, продолжая убивать? Я думаю, что да, но я могу и ошибаться — нельзя исключать и такой возможности…
Я ошибался — у меня нет права судить. Но у меня есть право принимать решение — плохие ли, хорошие ли, но решения. А потом пытаться разобраться с их последствиями. А пустить себе пулю в лоб до этого момента — трусость. Так что, полковник Коннорс, Фрэнсис! Если вы меня сейчас слышите, то знайте: вы — трус. Трус потому, что застрелились не от груза пережитого, а от страха пережить ещё больше.
Я нащупал в кармане горсть найденных мной всеми правдами и неправдами армейских жетонов и рассыпал их перед собой. Они упали на песок, и передо мной тотчас же появились мои парни, словно живые.
Дойл, Си Джей, Кирк, Юрай.
Они смотрели на меня без всякой злобы, разве что с лёгкой укоризной, и молчали. Слова были не нужны — мне незачем было вкладывать в их уста слова, что я не могу сказать себе сам, а могу услышать лишь от других.
— Я по вам скучаю, ребята, — слегка виновато улыбнулся я, доставая «беретту» Фрэнсиса. — Я дурак, да? Подвёл вас и себя под черту… Столько всего натворил… Но надеюсь сегодня всё это кончится. Я так устал… Ребята, вы простите меня?
Где-то высоко в небе родился тяжёлый гул реактивных двигателей, и элитный район Эль-Кувейта — так и недостроенный «Шёлковый остров» с «Башней тысячи и одной ночи» в центре утонул в десятках взрывов.
С неба валились десятки и сотни бомб — обычных фугасок и мощных объёмно-детонирующих, спускающихся на парашютах и ровняющих целые кварталы. Ветер доносил до меня смрадный дым горящего напалма и чесночный запах белого фосфора.
Стена взрывов шла с востока на запад, и приближалась ко мне.
Я снял пистолет с предохранителя, взвёл курок, приставил ствол к правому виску и закрыл глаза.
Простите меня за всё.
Я нажал на спусковой крючок.
62
Я меланхолично брился, стоя перед запотевшим зеркалом.
Провалявшись две недели в госпитале, я на удивление быстро вернулся в строй. Единственной серьёзной проблемой оставалось то, что я не помнил ничего из того, что произошло со мной за предыдущий месяц. Последнее чёткое воспоминание — я вместе со своими ребятами сажусь в «чинук» с экипажем из трёх клоунов, и мы летим в сторону Эль-Кувейта.
Что же случилось после… Этого я уже не знаю. Что, в принципе, не удивительно после получения сотрясения мозга и тяжёлой контузии. В другое время меня бы вообще комиссовали, но сейчас «Академия» не может себе позволить такую роскошь, как раскидываться опытными солдатами в Ираке. Повстанцы уже взяли под свой контроль Мосул и движутся дальше, так что война снова в разгаре.
А Кувейт… Не знаю, что там было. Наша СБ долго и нудно меня допрашивала, но так и не добилась ничего внятного. А чего я им скажу, если и сам ничего толком не могу вспомнить?
Парней жалко. Кроме меня ведь все там погибли, а я даже не знаю как именно… Вроде бы мы попали под обстрел местных повстанцев сразу после высадки, но это всё вилами на воде писано, на самом деле. А я, считай, в рубашке родился, потому как получил сотрясение мозга, тяжёлую контузию, кучу мелких ран, переломы рёбер и проломленный череп, но выжил.
Вот такой я, оказывается, везунчик, мать его…
Потом меня пропесочили по поводу проваленного задания, но и только — начальству на фоне наступления боевиков стало непринципиально карать провинившегося сотрудника. Сейчас было проще бросить меня в гущу битвы, а разбираться уже после, если я выживу… Может, даже и к лучшему, что я всё забыл — меньше знаю, крепче сплю и спрос с меня меньше…
Но иногда…
Иногда мне кажется, что я забыл что-то очень важное…
Моя рука с зажатым в ней бритвенным станком остановилась.
По ту сторону запотевшего зеркало раскинулся охваченный багровым пламенем разрушенный город, засыпанный песком. Чёрное небо рассекала огненная трещина, чьи очертания складывались в силуэт громадной — почти до самых небе исполинской башни.
А посреди всего этого было хоть и размытое, но однозначно моё отражение. Оно было одето в драную и опалёную форму, было весь в крови и смотрело куда-то настолько глубоко в меня, что достигало самых глубин души…
Я моргнул, резко провёл левой рукой по запотевшей поверхности зеркала, и наваждение пропало.
«Но иногда мне кажется, что я забыл что-то очень важное…»
Эпилог
Я лежал и смотрел в усыпанное звёздами небо Карибов, переводя дыхание после долгого рассказа.
Зачём я всё это рассказал? Потому что только сейчас вспомнил всё. И потому, что если вновь забуду всё это, будут те, кто напомнят мне о том, что забывать нельзя ни в коем случае.
Кэрол, сидящая около разведённого костра, обхватила руками колени и смотрела на меня глазами полными даже не страха, а настоящего ужаса.
— Вайс… — подал голос Мао. — Это… было?
Я подумал о том, что подчас не мог различить в своих воспоминаниях сон и явь, реальность и наваждение, поэтому лишь пожал плечами в ответ.
