Джоан Виндж - Водопад грез
Я удивился, что в здании не было холодно. Я хорошо помнил, как холодно было снаружи. Когда мы ступили на балкон, я ощутил мягкий шелест защитного поля, и понял, что где-то здесь все еще функционируют без чьего-либо вмешательства гидранские установки возрастом в несколько веков.
Но, подойдя к ограждению балкона, я забыл даже об этом. Храм стоял на уступе стены в половину высоты соседней отвесной стены, в расщелине того самого нетронутого рифа, для исследования которого прибыла экспедиция Киссиндры. Я взглянул вниз и снова поднял глаза, пока прогрызенные рекой ущелья под нами не успели полностью запечатлеться в моем мозгу. Стены монастыря сливались с горной стеной над нами, невообразимый пейзаж разрушающейся матрицы рифов окружал нас. Я глубоко вздохнул, впитывая эту красоту, осматривая горизонт в поисках силуэта Тау Ривертона или какой-нибудь детали оставленного нами мира.
«Мы в двух тысячах километров от Ривертона, — пояснила Мийа. — Глубоко в Отчизне. Ни один землянин не забирался так далеко, даже наш народ позабыл эти земли, когда нас так мало осталось, с тех пор как ан лирр покинули нас».
Я снова вздохнул. Далеко у горизонта рифы заканчивались, их изрезанные холмы перетекали в суровую равнину. Я опустил взгляд и заметил мост, перекинутый через ущелье. Под монастырем проходила тропинка к отвесному склону горы. Я вспомнил Хэньена, пришедшего пешком из Фриктауна, чтобы встретиться с Бабушкой. Интересно, ходили ли когда-нибудь раньше сюда паломники-гидраны?
«Не знаю, — ответила Мийа. — Я знаю только, что члены общины входили в шуи пешком, если способны были ходить. И, исцелившись, они покидали его на ногах».
Джеби повис на стене балкона, изо всех сил пытаясь подражать высокому писку таку, летающих туда и сюда над нашими головами. Я наблюдал, как он разглядывал их, как он смеялся и двигался так, как и мне порой нелегко было бы. Бесконечное изумление наполнило меня.
«То, что с нами здесь произошло, это продлится? Если мы уйдем отсюда, мы станем прежними?»
Она опустила глаза, и я понял, что ответ мне не нужен. Я тихо выругался. Она прикоснулась ко мне, возвращая в настоящее.
«Что-то останется, — подумала она. — Чем дольше мы пробудем здесь, тем сильнее изменимся. Здесь твой мозг свободен, ты можешь вылечить его, как лечишь свое тело, если…»
«Если что?» — спросил я, когда она запнулась.
«Если у тебя хватит веры».
«Веры? — подумал я. Единственным, во что я верил, был космический закон, который гласил: если что-то плохое может произойти, это обязательно произойдет. — У меня другая религия».
«Тебе нужна только вера в себя. — Она заглянула в мои глаза так, словно я внезапно стал прозрачным. — Ты не доверяешь себе хотя бы так, как доверяешь мне».
«А Джеби?» — я посмотрел на него, желая отвести взгляд от глаз Мийи.
«Это место дало ему свободу для исцеления», — сказала она. Но мысли ее менялись, путались. Я почувствовал, как во мне прорастают семена паники: страх потерять ее, опять потерять свой дар, утратить контроль над ним. А мозг мой желал вернуться обратно, в темноту, где не было боли, не было предательства — и где нечего было терять.
Мийа не сводила глаз с Джеби, но я чувствовал, как она пыталась остановить меня, успокоить.
«Он так хочет этого, — продолжала она, словно я не переживал ее напряжения, словно она не знала в точности, что творится сейчас внутри меня. — И это помогает ему чувствовать себя, сливаться с миром. От того, как пойдет это слияние, зависит, надолго ли он останется здесь… Джеби! — Она внезапно мысленно вскрикнула, увидев, как мальчик лезет по грубой стене к качелям на самом ее верху. Он покачнулся, испугавшись, и в мгновение ока она оказалась рядом с ним, протягивая к нему руки. Джеби начал спускаться. — Не спеши, малыш», — подумала она, мягко подхватывая его, целуя в макушку. Он ворочался у нее на руках, но не пытался вырваться.
Мне стало интересно, что подумали бы родители, если бы увидели сына сейчас. Что они сейчас думают? Я прислонился к холодной каменной стене у двери, так как на меня накатила волна слабости, предупреждая, что я еще не совсем здоров.
Мийа взглянула на меня, отпустила Джеби. Прохладный ветерок бросил ей на лицо прядку волос, она откинула ее, словно вытирая слезы. Джеби неуверенно направился ко мне и полез мне на руки.
Я едва удержал его, подавив крик боли, — мне показалось, что вес его тела сминает все мои недолеченные кости и связки.
Дыхание Джеби сбилось, словно он делил со мной боль, когда я отпустил его, поставив на ноги.
— Кот! — вскрикнул он, уцепившись за мою ногу. — Ты ранен! Ты ранен?
— Нет, все в порядке — Я замолчал, уставившись на него. Затем я перевел взгляд на Мийю, и снова на Джеби. — Что… что ты сказал? «Что он сказал? Мийа?»
— Все хорошо? — переспросил Джеби, трогая то, что осталось от моей куртки.
Я опустился на колени рядом с ним, кивнул, погладил по голове, заглядывая в глаза — большие карие глаза с человеческими круглыми зрачками.
«Все хорошо. Я в порядке». — Я заметил облегчение на его лице. Он читал мои мысли. Я раньше и представить себе не мог, что его мозг открыт для меня так же, как и для Мийи. Я присел — в таком положении мне было легче, — и он присел рядом со мной, подражая каждому моему движению. Мийа прошла по балкону к нам, вся в солнечном свету.
«Что такое творится? — спросил я. — Не можешь же ты сказать мне, что рифы сделали его телепатом».
«Могу. — тихо ответила она. — Но это произошло не вчера. Рифы сделали его телепатом еще до рождения».
Я уставился на нее:
«Ты хочешь сказать… тот случай, когда его мать… Это изменило его? — Это не… — Я замолчал. Таку пролетел над моей головой, и Джеби сам вскочил на ноги, чтобы побежать за ним. — Его родители знают об этом? Или кто-нибудь другой?»
Она покачала головой:
«Я боялась говорить им. — Она устремила взгляд в безбрежное пространство рифов. — Я не знала, что они предпримут, что сделает Тау».
Я скорчил гримасу. Если Тау узнает, что могут делать с человеческими существами рифы — случайно или намеренно, — черт знает, что они предпримут: попытаются ли синтезировать то, что вызвало такую перемену в мозге Джеби, и получить от этого выгоду, или же захотят уничтожить все следы того, что они могут воспринять как угрозу, способную вызвать панику у всего населения. В любом случае Джеби можно будет только посочувствовать.
«То, что он псион, позволяет тебе работать с ним, как ты работаешь?
Она покачала головой, присев рядом со мной, прячась от ветра. Ее глаза следовали за Джеби, куда бы тот ни направлялся.
«Временами от этого только сложнее. Он может сопротивляться мне, сопротивляться себе, даже не желая этого, и он слишком мал, чтобы понять, как это происходит. Но если он сможет научиться пользоваться своим даром, ему будет гораздо легче научиться пользоваться своим телом. Он сможет жить совершенно нормально».
