Ник Еван - Подарок бессмертия
Он старался говорить ровным голосом и не дрожать, хотя сам замерз не меньше и давно хотел вернуться на берег погреться.
— Не–е–а, согреемся и так. Сейчас солнце выйдет из–за тучи, и будет опять жарко.
Продолжая сидеть, глубоко втянув голову в плечи, она одними глазами указала на небо. От этого движения глаз брови полезли высоко на лоб, сделав выражения лица окончательно несчастным. Капельки воды собирались вместе и стекали по всему телу, волосам и даже кончику носа. Как весной с сосулек, они маленьким дождиком падали на сухой песок вокруг Джил. Солнце послушно выглянуло из–за одной из разбросанных по небу туч, которые по очереди то и дело сами забирались под него греться.
— Здорово, так здорово! Я никогда не любила нырять, но это настоящее чудо! На дне так интересно. Раньше я так не могла. Здорово. А ты ничего не говорил. Как это, а?
Согревающая ласка солнечных лучей разгладила морщины на лбу и расслабила судорожную напряженность мышц. Джил с удовольствием полностью села на песок, вытянула ноги и, как подсолнух, продолжила тянуться лицом к солнцу, упираясь ладонями у себя за спиной. Моррис опустился рядом с ней и растянулся во весь рост, нагребя небольшую горку себе под голову. Он сам поразился не меньше Джил, когда неожиданно обнаружил открывшуюся способность задерживать дыхание дольше, чем позволяют возможности обычного человека.
В первый же день, когда ему удалось найти время сбегать и искупаться, Моррис обнаружил, что, нырнув, мог легко находиться под водой около пяти минут. Объяснить этого он не мог, но сюрприз оказался исключительно приятным. Казалось бы, не велика разница, но это только для не знающего тайной красоты подводного мира. Для Морриса эти несколько дополнительных минут по настоящему открывали дорогу в еще один загадочный мир океана, который он с детства любил и теперь сможет спокойно им наслаждаться, не испытывая страха нырнуть слишком глубоко или спазмов удушья при поспешном всплытии. Ныряя с маской и трубкой в теплой воде, он мог часами наблюдать за морской жизнью на дне, пытаться угнаться за понравившейся рыбешкой или просто любоваться фантастическими пейзажами подводного мира. Летать, как птица, испытать эти чувства свободного полета, человек может только в воде. Моррис был убежден, это то же самое чувство ликования, которое он испытывал, паря над лесными массивами длинных водорослей или песчаными долинами дна, зажатых скалистыми горными хребтами прибрежных камней. Набирая в легкие воздух и чувствуя, как поднявшиеся вертикально вверх ласты уходят под воду, он каждый раз представлял себя соколом, бросающимся вниз из заоблачных высот. Или наоборот, погружаясь в глубину, он переворачивался лицом к поверхности и так плыл, наблюдая убегающие вверх пузырьки и косые лучи света, пронизывающие толщу воды. Там, в глубине, можно забыть о привычных законах и ощутить небывалую свободу. Радость и свободу движения в любом направлении, резвясь и развлекаясь с пространством, в удивительном и загадочном мире под поверхностью океана, сравнимого с путешествием на другую планету.
Закрыв глаза, Моррис увидел волосы Джил, плавно колышущиеся в такт яркой траве подводного луга, и ее щеки, раздутые в жадной попытке захватить с собой на дно как можно больше воздуха. Он еле уговорил ее на это первое погружение, а вспомнив лицо Джил, снова заулыбался и пожалел, что у них нет подводной камеры. Неуклюже зацепившись руками за камень, чтобы удержаться на дне, она совсем не была похожа на русалку. Он видел, как с каждой последующей секундой проведенной под водой, ее лицо переставало быть удивленно–испуганной мордочкой надувшегося хомяка, и на смену приходило восхищение широко открытых глаз. После пары минут, проведенных под водой Джил наконец окончательно осознала, что происходит. Не в состоянии удержать свои эмоции, она выпустила весь воздух, забывшись и прокричав что–то Моррису прямо на дне. Они тут же устремились к поверхности. Ему даже пришлось немного поддерживать ее наплаву, но не от испуга, а от ее попытки смеяться и рассказывать ему сразу все, что она только что испытала.
— Я и не знал. Это какой–то побочный эффект, — Моррис прикрыл глаза рукой и повернул голову в сторону слабого плеска прибоя, щурясь на блики от яркого солнца. — Разумеется, я этого не планировал, случайность.
— Ничего себе случайность! Я могу плавать под водой минутами, как рыба! Какие еще могут появиться случайности?
Слушай, а может, мы можем там сидеть часами, или жабры какие–нибудь вырастут?
Моррис улыбался ее восхищению и буйству фантазии, распирающих сознание Джил. Согревшись, она снова обрела способность генерировать идеи, предположения и непрерывно задавать вопросы, чаще сама же придумывая им ответы.
— Да нет, надеюсь, на рыб мы не похожи, и жабры у нас не вырастут. Наверное, что–то изменилось в способности накапливать кислород, или кровь теперь переносит большее его количество. Я не уверен.
— Ну вот. А какая разница? Сейчас несколько минут, а потом дольше и дольше.
— Нет, вряд ли, — скептически отозвался Моррис. — В каких–то клетках изменилась насыщаемость организма кислородом и теперь его запаса хватает задерживать дыхание на несколько минут дольше. Вот и все.
Выступившая соль начала стягивать и щекотать высохшую кожу, как будто она трескается и шелушится. Моррис почесал шею и поерзал спиной по песку.
— Помнишь, некоторое время назад ты чувствовала себя уже не плохо, но испытывала непонятную эйфорию, теряла баланс, была как пьяная? Похоже на состояние после вдыхания чистого кислорода. Может это мозг привыкал к повышенному содержанию кислорода. На самом деле я не знаю, это мое предположение.
— Опять занудствуешь! Какая разница, дай помечтать, — Джил перевернулась на живот, подложила сжатый кулак под подбородок и смотрела, как Моррис щурится на солнце.
Она вытянула вторую руку и кончиками пальцев провела ему по предплечью, усиливая ощущение щекотки на коже. Моррис тоже повернул голову к Джил.
— Здесь так хорошо, правда? — почему–то шепотом спросила она.
— Правда. А у меня тут уже есть друзья. Успел познакомиться, пока ты болела. Например, вон там, — Моррис указал на край пляжа, — Видишь, где начинаются камни? Там живет осьминог. Вечером, около пяти часов, он выбирается на один и тот же небольшой камень. Там не глубоко, метра четыре, я потом тебе покажу.
— Да ты что! Никогда не видела живого осьминога. Большой? Ты его гладил? — оживилась Джил и приподнялась на локтях.
— Нет, не гладил, — засмеялся Моррис. — Наблюдал со стороны. Страшновато его трогать, вдруг укусит или уплывет. Конечно, меня он не утащит на дно, маловат для этого, но все равно… щупальца эти и все такое.
