Юрий Нестеренко - Приговор
себе, сколько стоит снарядить морской корабль, нанять команду, да еще
закупить все, что необходимо для долгой жизни на острове, где нет ни
металла, ни ремесленников?
— А как эти четверо обошлись без дополнительных закупок?
— Очевидно, взяли какие-то инструменты с корабля. А может, их не
смущала перспектива жить, как южные дикари. Но, в любом случае, они -
это они, а я — это я. Меня не устроит просто срывать сочные плоды и
нюхать цветочки. Я ученый. Мне интересно изучать природу, а не только
любоваться ею. Хотя одно и не исключает другого.
— Да, — мечтательно согласилась Эвьет, — наверное, это было бы
здорово… Только я бы не могла отправиться туда, даже если бы у меня
были деньги на корабль. У меня остаются недоделанные дела тут.
Не требовалось уточнять, какие дела она имеет в виду. И пусть ее
вера в благородство Ришарда подорвана — ее счета к Карлу это не
отменяет.
— Ты хоть чуть-чуть согрелась? — спросил я.
— Н-наверное, — ответила Эвьет без особой уверенности. Ей
приходилось хуже, чем мне — я-то стоял в воде только по пояс.
Я вытащил из сумки мокрую холодную колбасу, отрезал большой кусок.
— Поешь.
— Что-то не хочется.
— Надо как следует поесть. Станет теплее.
Пока мы жевали без аппетита холодное мясо, я обратил внимание, что
тьма уже не такая непроглядная, как раньше. Подняв голову, я различил
вверху бледное, чуть розоватое кольцо между верхним краем колодца и
нижним краем его конической крыши. По краям крыши уже можно было
разглядеть доски.
— Светает, — констатировал я.
— Если только это не пожар, — возразила Эвьет.
— С чего ты взяла, что это пожар? Свет ровный и не настолько
красный.
— А ты разве не чувствуешь запах гари?
Я его совсем не чувствовал, но поверил ей на слово. Я уже знал, что
ее обоняние острее моего. Жизнь в лесу тренирует органы чувств.
Что ж, пожар в захваченном и разоряемом городе — дело вполне
обычное. Хотя что-то рановато. У солдат явно не было времени как следует
все разграбить. Впрочем, они могли поджечь какие-то дома, где жители
слишком хорошо забаррикадировались внутри. Но это риск, что огонь
перекинется на соседние строения — кажется, в Лемьеже довольно много
деревянных построек… Возможен, однако, и такой вариант, что поджоги
устраивают сами лемьежцы, дабы хоть так испортить праздник
торжествующему врагу.
Сам по себе пожар, даже если он охватит окружающие площадь дома,
меня не пугал — на дно колодца не доберется не только огонь, но и дым,
который слишком горяч и потому легче, чем холодный воздух здесь, внизу.
Но если пожар примутся тушить, наше укрытие может оказаться в центре
ажиотажного интереса… По периодически доносившимся издалека крикам
ничего нельзя было понять.
Свет наверху разгорался все ярче. Похоже, мы с Эвьет были правы
оба: это действительно был рассвет, но и пожары уже бушевали в округе.
Теперь уже и мой нос чувствовал запах гари.
Однако, похоже, тушить огонь никто не собирался — во всяком случае,
водой из нашего колодца. Я, наверное, не меньше часа напряженно
вслушивался и всматривался в единственное доступное нам узкое кольцо
света — и в конце концов расслабился, практически уверившись в нашей
безопасности (насколько слово "безопасность" вообще уместно для двух
человек, прячущихся в ледяной воде на дне колодца посреди охваченного
насилием и огнем города). И тут наверху послышались тяжелые шаги и
какая-то возня, а затем в щель между краем колодца и крышей, размыкая
светлое кольцо, просунулась чья-то голова.
Мы с Эвьет едва успели распластаться вдоль стенки колодца. Я был
уверен, что сверху, тем более — со свету, нас невозможно разглядеть, и
все равно сердце пустилось в испуганный галоп. Человек наверху навис над
краем колодца уже по грудь — ощущение было такое, что он действительно
старается рассмотреть что-то внизу. Дальше — больше, он влез уже по
пояс… что ему надо, черт побери?! Тоже хочет здесь спрятаться,
спустившись по веревке? Но он даже не пытался ухватиться за нее -
напротив, его руки и туловище безвольно свесились вниз, а затем…
Ну да. Он полетел в колодец вниз головой.
Несколько мгновений спустя он с оглушительным плеском врезался в
воду, едва не задев нас. Разумеется, нас снова окатило до самых макушек,
попутно разрушив тонкую прослойку относительно теплой воды, нагретой
нашими телами. За одно это хотелось его убить — впрочем, я понимал, что
он едва ли мог выжить после такого падения. Слишком тут неглубоко, он
наверняка сломал себе шею.
Его нога уперлась мне в грудь; я ухватился на нее, чтобы отпихнуть
(нога оказалась босая, с густыми волосами на лодыжке) — но тут же замер,
бросив взгляд наверх. Оттуда во мрак колодца вглядывались еще двое.
Эвьет тоже поняла, что надо стоять тихо и не двигаться. Некоторое
время, пока в колодце гулко бултыхалась потревоженная вода, эти две
головы продолжали маячить сверху. Затем — очевидно, удостоверившись, что
внизу ничего не рассмотреть, они убрались. За это время я уже убедился,
что в ноге, которую я продолжал держать, нет никакого намека на пульс. Я
вслушивался. Все было тихо.
— Он мертв? — прошептала, наконец, Эвелина.
— Да, — так же тихо ответил я, опуская, наконец, лодыжку покойника
в воду.
— Те двое за ним гнались?
— Нет, — я уже понял, что произошло. — Он был убит еще до того, как
они его сюда сбросили. Обычное дело — бросать трупы в колодец, чтобы
отравить воду.
— Вот же мерзость!
— На самом деле, — заметил я, — для нас это хорошо.
— Хорошо?! Стоять в одной воде с…
— Он еще не начал разлагаться. И этот процесс станет заметным не
так скоро — здесь слишком холодно. А то, что солдаты отравляют колодцы,
означает, что им эта вода уже не понадобится.
— Они уходят из города?
— Именно. Нам не придется проторчать здесь пару дней, чего я
опасался. Наверное, они и впрямь не сумели совладать с пожарами, и это
вынудило их поторопиться.
— Пару дней?! Бррр… не знаю, как бы я выдержала, — Эвьет уже
сейчас стучала зубами.
— Сейчас будет теплее, — пообещал я. — Стой смирно.
Я набрал в легкие воздуха и присел под воду рядом с мертвецом
(оказавшимся, как я и ожидал, раздетым догола). Со второй попытки мне
