Евгений Прошкин - Слой
— Нет...
Свет мгновенно погас. Немаляев увидел звезды — такими, какими их не видел никто. Крупные и близкие, словно яблоки на дереве, они не слепили, наоборот — дышали ледяным холодом, заставляя его сжиматься в комок и, главное, чувствовать себя комком. Точкой.
— Борис... Борис! Черных! Ты мне нужен!.. Немаляев не знал, действительно ли он кричит или ему только кажется. Впрочем, это было неважно. Проваливаясь дальше, глубже, в самый холод, он преодолел ту черту, до которой еще хотелось вернуться, и теперь ни о чем не жалел...
Прежде чем открыть глаза, он заслонил их ладонью — солнце стояло в самом зените. По небу неслись маленькие затейливые облака, но ветра совсем не чувствовалось. Под спиной, угодливо проминаясь, лежал шелковый песок. Впереди ласково! бултыхалось бесконечное ярко-синее море.
Нет, это должен быть океан.
Он положил на лицо футболку и заставил себя задуматься. Против пляжа Немаляев не возражал, но все не мог сообразить, как здесь оказался. Он ожидал чего-то другого.
В сознании постепенно стала собираться мозаика, некое подобие объяснения, но пока это было слишком обрывочно и недостоверно.
Пляж — его собственность... Вон от тех пальм и до той скалы — все принадлежит ему. Бунгало из тонких узловатых стволов, крытое почерневшими листьями, — явная стилизация, но в пейзаж вписывается идеально. Внутри — огромный холодильник с пивом, с местным отвратительным пивом...
Из леса выходит тропинка. Если по ней подняться на холм... правильно, его особняк. Два этажа, восемь комнат. Не дворец, но жить можно. Да, там он и живет. Не один. Племянница. Единственная, кого он успел вытащить из России. Людмила. Любимая дочь нелюбимой сестры. В истребителе оставалось только одно место, и ему пришлось выбирать.
Вон она, красавица. Желтая шапочка в лазурной воде. Дальтоникам этого не оценить. С брызгами поднимает руку и машет.
Немаляев махнул в ответ и глотнул из теплой бутылки. Какая красавица!
Он перекатился на живот и попытался вспомнить что-то еще.
Стена.
В доме на холме — Габриэль: шофер, повар и переводчик в одном лице. Вот, на полотенце, радиотелефон. Можно его вызвать. Нет, не то. Несущественно. Близко, совсем близко вертелось что-то важное. Именно это он из себя и вытягивал, но оно постоянно ускользало, пряталось в пустоте пропавших фрагментов. Он даже не мог сказать, как давно здесь находится. Особняк, бунгало, пляж. Спешный вылет с резервной полосы под ростовом. Все — мелочи...
— Буэнос диас, сеньор Немаляев.
Он поднял голову, но увидел лишь матерчатые тапочки.
— Э...
— Не беспокойтесь, я говорю по-русски. Здрав ствуйте, Александр Александрович.
Немаляев перевернулся и сел. Перед ним стоял крепкий, но ненакачанный мужчина в полосатых шортах. Под мышкой он держал доску для серфинга, в другой руке — бутылку пива, такого же, как было у Немаляева. Здесь все пили одно и то же. Своеобразное проявление демократии.
— Хотел покататься, да погода подвела, — сказал незнакомец. — Штиль. Зачем только пер? — Он качнул доской и, улыбнувшись, опустился рядом.
— Это частные владения, — заявил Немаляев.
— Я знаю, Александр Александрович.
— Никакой я не Александр. И не Александрович, — процедил Немаляев, придвигая к себе полотенце с телефоном. — Убирайтесь отсюда.
— Ну вот, — расстроился незнакомец. — То ищете встречи, то гоните.
— Я? С вами встречи?..
— Авантюры всякие затеваете. В вашем возрасте это опасно. Надеюсь, хоть под присмотром? Врач там есть?
— Там — это где? — растерялся Немаляев, начиная наконец что-то припоминать.
— Там, где вы сейчас находитесь.
— Черных?!
— Зря вы собой рискуете...
Немаляев внимательно посмотрел на Бориса, потом оглянулся на пальмы, на океан и вдруг осознал. Вот что его смущало в этих тропиках. То, что их нет. Реальность — душная Москва, кабинет и укол.
— Что это за пляж? — спросил он.
— Пансионат для военных преступников. Эквадор.
— Почему я здесь?
— О-о! Долгая история, и к делу она не относится. Она не про вас, Александр Александрович.
— Моя другая жизнь?
— Другая. — Черных улыбнулся и приветственно покивал купальщице. — Племянница? Хорошо, что вы ее вывезли. Сестре вашей и прочим родственникам повезло меньше.
— На Родине опять репрессии?
— Вы что же, газет не читаете?
— Э-э...
— А, ясно. Вас, наверно, недостаточно умертвили. Ваше сознание там, где ему положено быть. Ну и ладно. Не нужно вам этих подробностей. Возвращайтесь к себе, Александр Александрович, и впредь со смертью не заигрывайте. Нехорошо это.
— А как же насчет того, что «смерти нет»?
— Вы поняли, о чем я. Давайте-ка прощаться.
— Я хотел поговорить о ваших записях. — Немаляев не заметил, как перешел на «вы», от чего давно уже отвык. — Если принять все ваши постулаты, то теряется смысл.
— Смысл чего? — лукаво прищурился Черных.
— Жизни.
— А он есть? Можно подумать, до того, как вы открыли тетрадь, он у вас был.
— Вера. В спасение, в бессмертную душу.
— Ну и верьте на здоровье. Разве я вам мешаю?
— Но если этих душ целая пропасть...
— Пропасть — еще мягко сказано. А вы отвечайте за себя, и все будет в порядке.
— Там у вас не совсем внятно. Про смерть. Ну, допустим, таких, как я, бесконечное множество. Но мы же все ровесники. Мы все состаримся и дадим дуба.
— Обязательно дадите, Александр Александрович, — со смехом заверил Борис. — Волнуетесь, куда душа ваша денется? Или души? Не знаю. Одно могу сказать наверняка: ничего не пропадает. Не пропадает зря, я имею в виду.
Черных устал держать доску на весу и, чтобы не поцарапать покрытия, аккуратно пристроил ее на коленях.
Наплававшись до изнеможения, Людмила вышла из воды и подцепила ногой полотенце.
— Дядя Саш, обедать пойдем?
— Ты иди, я попозже.
— Вы к нам присоединитесь? — обратилась она к Борису.
— С удовольствием, но я не одет. — Черных показал взглядом на свои шорты и поправил сползающую доску.
— Да бросьте вы! — Людмила достала из ящика бутылку пива и, отвинтив крышку, не спеша побрела к лесу. — Хосе накроет на троих. Без вас не начну.
— Восхитительная женщина, — вполголоса проговорил Черных. — Ради нее стоило...
— Что?
— Пока вы затаскивали ее в истребитель, на границе готовили перехватчики. Вы могли и не успеть.
— Это я помню... Что сейчас дома? Как там?
— Все нормально, Александр Александрович. Очередной выход из очередного кризиса.
— А Константин...
— Роговцев? Вы потому спрашиваете, что он, так же как вы, осознал себя, верно? Только не в этом слое. Здесь он обычный человек. Мы с ним вместе работаем, а начальник у нас угадайте кто. Еремин, бывший сотник.
