Людмила Синицына - Пузыри Земли
- Не знаю, не знаю, если бы он не умалчивал о многом, тогда можно было бы судить, - неслось с другой стороны.
На меня нашла апатия, но где-то в глубине под ложечкой засосал червячок страха перед еще большей опасностью, пока неопределенной. Я постарался не обращать на него внимания.
А снизу из усилителя против моего окна доносился Гимн Города: "Говори со мною вместе, говори со мной... Как погаснут фонари. Говори, о чем захочешь, говори со мной, говори со мной, говори..."
В саду появился мальчишка - лица я разглядеть не мог, но он смотрел на мое окно - может быть, единственное на всем этаже, дальше шла глухая стена зала заседания... Не знаю, заметил ли он меня или нет, но его жест рукой, очень знакомый мне, я уловил: он натягивал рогатку.
Камень пролетел точно в комнату. Мальчишка скрылся в кустах - я не успел подумать, чего это он так испугался, потому что меня насторожил звук упавшего камня. Он был чем-то обернут. Так и есть... Записка, что ли? Я содрал ее, подержал в руках, не зная, спрятать ли и будут ли обыскивать, такие мысли приходят машинально, после того как начитаешься детективов.
Но никто не приходил, и я, осторожно развернув ее, прочитал: "Сегодня вечером мы подъедем на "Скорой шумовой". Готовься. Довезем к окраине Города. До корабля будешь добираться сам".
"Она", - подумал я... Внутри будто открылись все клапаны, сердце заколотилось, кровь зашумела, как буйная река. А я уже поверил, что мне удалось забыть о Ней. Я почти убедил себя, что было только сожаление. Я даже посмеялся над собой, когда не увидел Ее в зале, над своими "бесплодными усилиями любви", над нелепостью того, во что стал вмешиваться. Пока я тихо жевал бумагу, глупая улыбка переползала с одной щеки на другую. И на Заседание мне стало наплевать. Оно меня уже не занимало. Я ждал вечера и думал о том, как мне уговорить Ее. Иначе я не мог бежать. Пусть это было самое эгоистичное мое желание, пусть оно было всего лишь оправданием для самого себя. Но я знал одно: если я вырвусь отсюда, то не смогу никогда объяснить себе, почему оставил Ее. "Я обязан увезти Ее силой", - думал я, забывая, что в машине Она будет не одна и, вообще, сможет ли состояться "похищение".
Шум все нарастал. Я знал, что к часу ночи он достигнет максимума и будет продолжаться до шести утра. Самая сильная обработка начиналась, когда Город засыпал. Сопротивление каждого горожанина ослабевало, зато усилители включались на предельную мощность, чтобы ни одна искорка не могла прорваться, сохранив свою структуру.
Впервые меня это устраивало. За таким грохотом не услышишь не то что шороха шагов, скрипа двери, гула машины, но и звука пролетающего самолета.
Я осторожно выглянул из окна, чтобы посмотреть, где находится охрана Здания, но никого не было видно. Подошел к двери, чтобы попробовать замок, но, к великому своему изумлению, почувствовал, что дверь поддается, - ее никто и не запирал. "Может, это ловушка? - осторожно всматривался я в глубь коридора. - Или... Если бы кто на Земле вздумал предъявить обвинение в моей задержке, они могли бы смело сказать, что не запирали меня, не закрывали - я мог в любой момент уйти... Да, но мне-то это было неизвестно, и я бы ждал, когда они соизволят отпустить меня". Я рискнул выйти. Усилители разрывали пустые комнаты. Я дошел до зала. Эхо усилителей создавало впечатление, что там по-прежнему идет Заседание. Неприятное чувство.
Я не услышал, но увидел "Скорую шумовую", подъехавшую по одной из аллей парка.
Они говорили негромко, но напряженно, зная, что погони нет, но неизвестно, будет ли она. Предугадать трудно. Мое заточение, мой добровольный арест, о котором они догадывались, закончился. В машине сидели все те, которых я обвинял в бездеятельности, и мне стыдно было смотреть им в глаза. Но свое намерение я не оставил - я наклонялся к Ней, глаза Ее были усталыми и внимательными, будто чего-то ждали, и сказал:
- Без тебя я не улечу... Я не смогу... Я не имею права... Пойми...
Она кивнула, объясняя что-то своему спутнику, но какое у Нее стало лицо...
Я не думал, что Она так быстро согласится, но и не ожидал, что у Ней может быть такое отрешенное лицо. Не знаю, как я выдержал. Больше я не проронил ни слова.
Ее спутники тоже все поняли и тоже не пытались отговаривать или что-то объяснять. Они не вмешивались, и я не мог понять, как они относятся к моему поступку. "Все равно", - думал я.
Машина, почти не снижая скорости, сделала поворот, дверь распахнулась, и нас мягко перебросили за ограду с помощью лестницы, которой собирались снимать меня с этажа, если я не догадаюсь выйти сам: она работала как рука, только суставов было больше. Мы едва удержались на ногах.
- Скорее, скорее, - просил я, хотя говорить Ей об этом не было необходимости. Она-то знала лучше меня, что надо торопиться, пока мое исчезновение не обнаружено.
- РазКартошкаДваКартошкаТриЧетыреПять, - забормотала Она, поднимаясь, ШестьКартошекСемьКартошекНачинайОпять.
И вдруг я понял, что Она впервые осталась ночью за пределами спасительного Города, что ей не так уж и хочется бежать со мной неизвестно куда. Я слышал, как Она сдерживает слезы, и не знал, как успокоить ее, что сказать?!
Я крепко взял ее за руки, и мы пошли.
- РазКартошкаДваКартошкаНачинайОпять.
Она уже успокаивалась, но ее "картошки" добивали меня. Они сыпались на меня как из бездонного мешка. Так прошло минут пятнадцать. Мне показалось, что уже все позади, тревоги не слышно. Да и вряд ли кто ночью схватится. А к утру мы дойдем до корабля. Сейчас Она успокоится, и я объясню Ей все. Она поймет. И вдруг...
Она не взвизгнула. Она застонала от страха, втянув голову в плечи, и дернула меня за руку.
- Говори, говори. Немедленно говори!
Я сразу понял, чего Она испугалась: радужные искорки пронеслись в воздухе. Красивый блестящий рой.
- Повторяй за мной, - сказала Она резким, злым голосом, - ты что, не видишь?!
Теперь я увидел их. Это были пузыри.
- Ты можешь делать что угодно и как угодно, - снова сказала она, - но сначала ты должен выбраться отсюда. Другие рискуют не для того, чтобы... никто ничего так и не узнал о Городе.
"Вот оно что, - сообразил я, - поэтому Она так отчаянно решилась идти со мной. Они думали не обо мне и не о собственных привязанностях. Они думали о Городе. И впервые могли сделать для него хоть что-то".
Я шел рядом с Ней и повторял детскую считалочку. Она решила, что я ни на что другое пока не способен.
- КольНаверхуТакНаверху, - повторял я, - АКольВнизуТакУжВнизуАКольНа ПолпутиНаверхТакНиВнизуНиНаверху...
Текст шел автоматически, а я думал о том, как был несправедлив к ним.
- АКольНаПолпутиНаверхТакНиВнизуНиНаверху...
Розовый пузырь лоснился блестящим боком. Второй таким же свинячим цветом отделял ее от меня.