Александр Дон - Проблуждение миров (Полусредний мир – 1)
Подумать только! Лечить зубы – как будто зубы можно лечить! Каждому начинающему волшебнику известно, что зубы – не что иное, как осколки благородного мрамора, вложенные в рот первочеловеку Еваму могущественным богом Дентосом. Об этом написано во всех волшебных книгах!
Но ученый волшебных книг не читал. Мало того, что он советовал не тратить времени на заговоры, а вместо этого полоскать рот отварами шалфея и ромашки – это было бы полбеды. Но этот мошенник придумал особую машинку, с ее помощью он высверливал в зубах отвратительные дыры, которые затем заполнял смесью белой глины и алмазного порошка. Б-р-р-р… Керамира передернуло. Особо прискорбно было то, что не только простые граждане, но и отдельные волшебники поддались еретической моде, и вместо того, чтобы использовать чудодейственную силу заговора, спешили сесть в дьявольское кресло. Правда, справедливости ради надо признать, что заговор помогал самое большее четверть часа, а этот подлец давал на свои пломбы пятилетнюю гарантию… Как будто прочитав его мысли, старый зуб мудрости нестерпимо заныл.
"О-о-ох, как ноет! Совершенно невозможно терпеть… Интересно, этот шарлатан и впрямь избавляет от зубной боли? Надо будет под каким-нибудь благовидным предлогом заглянуть в этот чертов кабинет, хотя бы под видом магической инспекции", – невольно подумал Керамир, и тут же отогнал еретическую мысль. Пока он жив, он не поддастся на научный обман!
Да-с… Другой негодяй изобрел машину, которая, будучи влекомой силою пара, перемещала на большие расстояния всевозможные предметы, а также несознательных граждан, польстившихся на научную ересь.
Раньше, в старые добрые волшебные времена, чтобы послать, скажем, любимой теще в соседний город полфунта угорьков к ужину, горожане вынуждены были прибегать к помощи волшебников. Волшебники же, нагло пользуясь монополией на рынке трансгрессии, и упирая на большой расход магической энергии, брали за перемещение чудовищную плату, и, кроме того, частенько теряли либо перепутывали товары в пути. Так что нередко любимая теща вместо жирных угорьков получала к ужину погребальный веночек с трогательной надписью: "Спи спокойно, дорогая, мы постараемся не забыть тебя до следующей пятницы!".
Проклятый же изобретатель построил свою машину, соорудил из досок сараи на колесах, проложил между городами чугунные рельсы и подрядился возить граждан и багаж на большие расстояния. К сохранности вещей и пассажиров, а также и к срокам доставки он относился с большой серьезностью, и если его повозка прибывала к месту назначения хотя бы на пять минут позже условленного, возвращал клиентам половину денег. Но, к огромному неудовольствию волшебников, возвращать деньги ему приходилось нечасто. Затея имела оглушительный успех у населения, изобретатель постоянно расширял производство и собирался в ближайшее время вывести на чугунку сараи первого класса с ванной и рестораном, а волшебникам, занимавшимся трансгрессированием, пришлось положить зубы на полку.
Но дальше всех пошел ученый мерзавец, возомнивший себя равным птицам. Этот сшил из бараньей кожи пузырь, соорудил на площади огромный костер и принялся наполнять пузырь дымом. Пока он надувал свой богомерзкий пузырь, волшебники, во множестве собравшиеся на площади дабы присутствовать при крахе научной идеи, яростно злословили по адресу изобретения и его автора. Большинство сходилось на том, что пузырям не дано летать ни при каких обстоятельствах. Прогрессивно настроенное меньшинство полагало, что в результате эксперимента пузырь взорвется, и его ошметки будут вполне в состоянии пролететь несколько шагов. Тем временем ученый, не обращая внимания на спорящих, оседлал свой поганый пузырь и улетел.
Волшебникам, давно утратившим способность к полету, оставалось только завистливо смотреть на летящий пузырь снизу вверх и посылать проклятия изобретателю, нисколько, впрочем, тому не повредившие. Под радостные крики сбежавшейся черни ученый торжественно облетел площадь, сделал круг над ратушей и благополучно приземлился точнехонько на священный и неприкосновенный алтарь повелителя неба Румеса, откуда был унесен на руках восторженными горожанами.
Все это было крайне неприятно и унизительно для волшебников, но это были еще цветочки. Недавно вдохновленный успехом изобретатель заявил совершенно неслыханную вещь: ему, дескать, удалось построить огромную железную птицу, которая – вот бред-то! – летает сама, без всякого волшебства, без надувания дымом и даже без размахивания крыльями. И на этом аппарате он берется долететь до края земли самое большее за четыре часа, да еще сможет взять с собой до ста обывателей. "Тоже мне, само-лет!" – саркастически хмыкнул Керамир. В то, что можно летать не махая крыльями, он не верил, но на душе у него скребли кошки. Он подозревал, что ученый, без сомнения, заключивший сделку с дьяволом, рано или поздно сумеет выполнить свое обещание, и примется таскать горожан по воздуху как орел рыбу, и тогда на и без того шаткой репутации волшебников можно будет окончательно поставить жирный крест.
Керамир с тоской вспомнил, как славно было в старые добрые времена. Раньше, во времена его молодости, подобные проблемы разрешались чрезвычайно легко. Ученый, рискнувший выползти на свет божий из своей подпольной лаборатории чтобы глотнуть свежего воздуха, немедленно объявлялся пособником дьявола и сжигался заживо, вместе со своими научными приборами и еретическими книгами.
Но предыдущий монарх, Апулюс Мудрый, был большой просветитель и книголюб.
Советником он взял не волшебника, – а страшно подумать – ученого. Именно при нем наука совершила наглый и решительный рывок.
Во-первых, запретили сжигать ученых. Во-вторых, им дали возможность заниматься научными экспериментами. В третьих – и это было самое возмутительное – им позволили открыто проповедовать свои еретические идеи.
Результаты не замедлили сказаться. Недожаренные ученые воспрянули духом и принялись двигать науку в массы, натыкаясь, впрочем, на ожесточенное сопротивление волшебников. В конце концов ученые обнаглели до такой степени, что учредили собственную Академию – в противовес магической – и назвали ее, естественно, в пику волшебникам, Академией наук. Само это словосочетание, от которого за версту разило шарлатанством, приводило Керамира в бешенство. Будь это каких-нибудь пятьдесят-семьдесят лет назад, в благословенные времена Румера Свирепого, Керамир показал бы этим ученым клопам и академию и эксперименты и полеты над площадью! Но времена были другие, и Волшебный Секретарь вынужден был скрепя сердце предоставить ученым свободу собраний и выражений.
