Вячеслав Рыбаков - Первый день спасения
Напарник, утираясь грязным рукавом пальто, вернул ему почти пустую флягу.
- Я так и знал, что вы пожалеете мне этих несчастных трех глотков, сказал он с торжеством. Профессор смолчал. - Да! - задыхаясь, сказал напарник. - Да!
Профессор не ответил.
- Да! Я геолог, вы правы. Был. Имел честь и удовольствие. Я помню карту района, как таблицу умножения. Знаете, какое давление там! - Он ткнул рукой в сторону рабочего конца штольни. - Кто составлял план работ? Он не сдал бы у меня ни одного зачета! - Напарник снова перевернулся на спину и снова лицо его перекосилось, сквозь зубы прорвался короткий стон. - Без дальнего бурения, без распорок... Я все время жду, когда скала лопнет и как из пушки ударит твердый кипяток! Понимаете? Всей кожей, каждую секунду - жду!
Он замолчал, мертво глядя вверх, в слоящийся воздушный кисель. Профессор подождал, потом тихо спросил:
- Вы говорили кому-нибудь об этом?
- Н-нет.
- Почему?
Напарник усмехнулся хрипло.
- Вы... боитесь? - осторожно спросил профессор.
- Я маркшейдеру сказал, - вдруг выдохнул напарник, скосив на профессора белые глаза. - Маркшейдеру. А его взяли, вы же знаете, его взяли! Если он там обо мне скажет... ведь с их точки зрения я паникер и клеветник и все. Я каждую секунду жду, что за мной придут.
- Ну чего вы так боитесь? - мягко, успокаивающе проговорил профессор и тронул напарника за плечо. - Подумайте, что вам - после всего этого могут еще сделать?
- О, вы не знаете! - исступленно зашептал напарник. - Мы здесь даже не представляем, что они нам могут - там! - сделать. Могут! Могут!! Они все могут!
Хлипкий кашель вяло встряхнулся неподалеку. Ему ответили из темной глубины, и минуты три взад-вперед летали ломкие, как сухие листья, хлопья звука.
- Завтра еженедельный обход, - задумчиво сказал профессор. - Можно попытаться переговорить с техническим директором прямо здесь.
Напарник только плотнее закутался в пальто.
- Это единственный шанс. Хотите, я попробую?
Напарник напрягся, но тут же обмяк.
- Нет, - с сожалением сказал он. - Вы не специалист... - его вдруг заколотило. - Умоляю, нет! Вас спросят, откуда вы это взяли, и все равно, все равно выйдут на меня! - Вдруг он будто что-то вспомнил. С недоверием, как на сумасшедшего, уставился он на профессора. - Погодите. Что вы мне голову-то морочите. Какое, к черту, завтра. Сегодня бы пережить! Вы разве не знаете, что завтра... - Его глаза вдруг съехали куда-то в сторону, дыхание стало рваться. - Я так и знал. Он рассказал им.
Профессор обернулся. Из глубины штольни, постепенно заслоняя горящие у шлюза огни, постепенно прорисовываясь сквозь переливы мути, постепенно вырастая, шагали, клацая в тиши перерыва сапогами по бетонным шпалам, два стражника в респираторах.
Напарник вскочил, метнулся прочь.
- Я ничего не гово!.. - взрыв кашля переломил его с треском; захлебываясь, пытаясь что-то кричать, на подламывающихся ногах он засеменил слепым зигзагом, едва не падая через серые мешки безучастно лежащих людей, - словно бы там, совсем близко, не ждал его тупик.
А это шли не за ним.
- ...Нет, - сказал профессор.
- Вы губите общину. Я уважаю ваши взгляды, но они несколько устарели. Я же не предлагаю вам работать на оборону... то есть я предлагаю вам работать именно на оборону, в самом чистом, первозданном смысле этого слова! Я прошу вас спасти нас всех!
Профессор молчал.
Начальник спецслужбы поднялся и не спеша подошел к прозрачной перегородке, наглухо отделявшей его от профессора. Оперся на нее обеими ладонями.
- Я понимаю вас, поверьте, - снова прозвучало из-под потолка. - Глупо отрицать, что администрацией допущен ряд серьезных просчетов, что доверие к ней широких масс выжившего населения в значительной степени подорвано. Глупо и недостойно. Но вы же интеллигентный человек, умница... в сущности - цвет нации, представитель ее истинного авангарда. Авангарда духа. Вы-то должны понимать, что не допускает просчетов лишь тот, кто ничего не делает. А мы делали и делаем очень много. И могли бы делать еще больше чего бы мы только не сделали! - если бы удалось вновь спаять нацию в единый, четко функционирующий монолит! Мы должны быть вместе! Плечом к плечу! Ведь мы же все в одинаковом положении, в одинаковой опасности. Кому как не вам взять на себя благороднейшую задачу восстановления единства!
Профессор молчал.
- Хорошо, - сдерживаясь, сказал начальник спецслужбы и даже пристукнул ладонями по прозрачной толстой стене - микрофоны донесли до профессора отдаленный двойной хлопок. - Это все мораль, - начальник спецслужбы сделал отстраняющий жест, - это все мораль. В своем озлоблении, в своей, что греха таить, интеллигентской заносчивости вы можете даже счесть это демагогией. Но когда перекрытия над убежищем будут взломаны испепеляющим лучом, - он поднял руку, указывая вверх, - и расплавленный металл хлынет на голову вам и вашей супруге, - это будет уже не демагогия! А катастрофа! Которую вы могли бы предотвратить - и не предотвратили, руководствуясь сомнительными вашими принципами, хорошими для послеобеденной беседы, но плохими для борьбы!
Профессор молчал.
- С другой стороны, - сменив тон, сказал начальник спецслужбы, - зная вас, я могу представить себе, как привязались вы и ваша супруга к тому странному мальчугану, который жил у вас несколько месяцев. У меня у самого трое детей, все они со мной здесь, младшему нет еще и пяти - я прекрасно понимаю, как близки становятся малыши. Особенно когда долго болеют. В пустыне вы наверняка встретите вашего приемного сынишку... потолкуете с ним... может, и он будет рад вас видеть.
- Вы неверно поняли меня, - произнес вдруг профессор. Начальник спецслужбы встрепенулся. - Я отклонил ваше предложение вовсе не по каким-либо принципиальным соображениям. Я не могу оставить жену.
- Мы переведем ее сюда! - облегченно воскликнул начальник спецслужбы. - Она дождется вас здесь, в отдельной, комфортабельной секции!
- Я не могу ее покинуть, - поколебавшись, признался профессор. Сегодня день ее рождения.
- Это несерьезно! Это мальчишество, профессор! Из-за семейного торжества! Вы прекрасно отметите его завтра или послезавтра, и, смею вас уверить, праздник ваш только выиграет, если вы и ваша супруга будете знать, что вы в безопасности и угроза удара ликвидирована. И не кем-нибудь, а именно вами! С нашей же стороны я обещаю вам искреннюю признательность, участие в подготовке праздника - вина, консервированные фрукты, закуски... музыка... Ваша супруга, кажется, ведь очень любит музыку?
- Нет-нет, благодарю вас. Мы никогда не переносим этого праздника. Плохая примета, простите.
- Что ж, - холодно сказал начальник спецслужбы. - Возвращайтесь к себе... веселитесь... если уверены, что угрызения совести и страх ежеминутно вероятной катастрофы не подпортят вам праздничного настроения. - Профессор повернулся к двери, где его ждал конвоир в гермокостюме. - И все-таки, профессор. Давайте договоримся так. Возвращайтесь к себе. Расскажите супруге о нашей беседе. Посоветуйтесь. Я уверен, что, как ни тяжело это будет для любящей женщины, она примет мою сторону. - Профессор чуть пожал плечами, стоя вполоборота к выходу. Конвоир нетерпеливо похлопывал затянутой в пластик ладонью по прикладу автомата. - Через... ровно через два часа я позвоню вам в блок. Идет?
