Алексей Корепанов - Перед выбором
Сердце с размаху било в грудную клетку все сильнее и сильнее.
Он прижал руки к груди и не мог оторваться от экрана. Там строили
его "Звездный фрегат". Слушайте, люди! Это строят мой корабль!
Слышите, звезды? Это строят мой корабль! А состояние такое - прыгнуть
в служебную ракету - и к нему. Вбежать в Централь, с размаху ударить
по клавишам старта, они запоют - и вперед!..
- О чем ты задумался, Ральф?
Он поднял голову, невидящими глазами взглянул на Айрин.
- Кто ты, Айрин? Расскажи мне о себе.
Айрин внимательно посмотрела в его лицо, заглянула в голубую глубину возбужденно блестящих глаз и - медленно:
- Ты о чем, Ральф? Родилась, училась, работаю... Ведь ты не об этом хочешь услышать?
- К чему ты стремишься, Айрин?
Она прищурилась, наклонила голову вбок.
- Хочешь услышать прописные истины?
- Рени!
Она задумчиво ,по-детски, потерлась щекой о его плечо.
- К чему я стремлюсь? Наверное, к тому же, к чему и все люди - достичь совершенства в своей области. Не уставать искать, делать какие-то свои, пусть маленькие, открытия, - голос ее зазвучал твердо. - Постараться добиться всходов... Скажешь, для этого самой надо быть безупречной?
Ральф молча слушал ее.
- Стараюсь быть безупречной, - она улыбнулась. - Стараюсь совершенстоваться. Как и все люди, если на то пошло. Ну как, тебя устраивает мой ответ?
Ральф легонько сжал ее ладони.
- Ты прости, Рени, но я спрошу тебя еще. Ты когда-нибудь почувствуешь, что достигла вершины?
- Ральф, мне смешно! Ты словно первоклашка. А ты почувствуешь? В ЭТОМ все люди одинаковы, по-моему.
"Да, в этом мы все одинаковы, ты права, Рени. Никогда не настанет тот момент, когда ты скажешь себе: "Все, финиш". Если такое случится - значит, тебя уже нет, ты - мертвец... Рени, действительно я заставил тебя говорить прописные истины. Наверное, я хотел убедиться в том, что они никуда не исчезли... А может быть не поэтому... Иногда причины явлений лежат на самой поверхности, на виду. Их ищут неведомо где, лезут в дебри, а они вот, смотри, прямо перед тобой, и не надо никаких телескопов, чтобы их увидеть. Вот откуда тяга к звездам... Каждый тянется к звездам, и у каждого они свои. Сколько людей - столько звезд. И путь к ним лежит через всю жизнь".
Он поднял глаза на Айрин, и едва успел заметить что-то, мелькнувшее
на ее лице. Он не успел осознать, что это было - в ту же секунду Айрин вдруг хитро улыбнулась, резким движением отбросила назад волосы - концы их мягким вихрем на мгновение коснулись его лица - ударила его по плечу и вскочила с пня.
- Догоняй!
И побежала по вырубке к соснам. Резко остановилась, обернулась.
И опять Ральф смотрел на застывшую картину: девушка у сосен, вся в напряжении, готовая сорваться с места и исчезнуть за стройными стволами. Сбежит с холма, затеряется в лесной чаще, исчезнет - и мир будет пуст.
- Ральф!
Он махнул ей рукой и, перепрыгнув через пень, бросился вдогонку. И на бегу, громко:
- Берегись! Догоню - не пощажу!
А откуда-то снизу, от подножья холма - веселый смех.
*
...Один, два, три дня. Они пролетели как мгновение. Они были бесконечны как вечность. Они вместили в себя многое. И как мало они в себя вместили! Их прохладная ясность была заполнена солнечным светом, зеленью сосен, шорохом пожелтевшей травы. В них летели по ветру сухие листья, кричали лесные птицы, плавал запах осени - печальный аромат увядших цветов, запах гниющих листьев, трепетала музыка, рожденная черно-белыми клавишами. В них веселыми голосами рассказывали что-то ученики Айрин - с экрана визора на нее и Ральфа смотрели улыбающиеся лица мальчишек и девчонок, и оживленный разговор сливался со смехом и криками малышей, доносившимися из детского городка.
Эти дни вместили в себя сотни Рени, Рени смеющихся и серьезных, идущих и сидящих на пне или за пианино, или просто на траве, Рени задумчивых и возбужденных, Рени по-взрослому рассудительных и по-детски озорных.
Эти дни были полны душистым запахом ее волос и ощущением ее тонких пальцев в его ладони, когда они вместе, смеясь, бежали по лесу и ветки с шорохом скользили по их плечам.
Эти дни были переполнены ее глазами - ласковыми, серьезными, смеющимися, радостными, задумчивыми - зелеными глазами, вобравшими в себя весь прекрасный мир.
Один, два, три дня. Мгновение. Вечность.
*
- Вот и кончились мои каникулы.
Айрин, раскинув руки, лежала поперек своей кровати - податливой белой пены - и медленно покачивала ногой. В комнате сгущались сумерки.
- До свидания, моя милая избушка, - она послала в пространство шутливвый воздушный поцелуй. - До зимы. Ты знаешь, Ральф, как здесь хорошо кататься на лыжах! Мы покатаемся зимой, да?
Ральф сидел за трехногим столом, подперев кулаками подбородок и задумчиво глядел на нее.
"Зимой "Парус" уже будет как новенький. Так что зимы для меня не будет. Но первый снег я должен застать".
Он улыбнулся Айрин.
- Я буду ждать тебя здесь, Рени, в этой избушке. Ты примчишься сюда на лыжах. Как Сольвейг. Нет, не как Сольвейг. Как Айрин Генд, Рени, единственная и неповторимая.
Она засмеялась, приподняла голову из пены. Погрустнела.
- Твой конь выздоровеет к зиме, Ральф, и ты ускачешь на свои космические поля.
Ральф поднялся из-за стола, присел на край кровати, рядом с ней.
- Рени, ты смотришь на меня так, будто хочешь сказать: "Ральф, ну что тебя привлекает в твоем проклятом космосе? Ведь там нет даже зимы". Мне подобное сказал недавно мой друг. Угадал?
Айрин снова откинулась на спину, повернула к нему лицо.
- Нет, не угадал. У каждого свое призвание, верно?
Она нашла его руку, обхватила ее своей прохладной ладонью.
- Ты ведь будешь возвращаться ко мне, Ральф?
- Рени... - голос его дрогнул.
И внезапно - отчетливая картина перед глазами. Словно распахнулось окно: черное пространство и в нем - яркие искорки кружатся в хороводе вокруг сияющих лун-шаров, сверкают листы обшивки, беззвучно прошивает пустоту тонкая игла лазерной установки.
"Если б я мог, - подумал он с отчаянием. - Если б я мог раздвоиться и одна моя половина оставалась здесь. Если б я мог! Спокойно, - сказал он себе. - Ничего еще не известно". И вспомнил: "Дело же не в том, Ральф!" Конечно, Сергей, дело не в этом. Но как поступить, кто подскажет?"
Наверное, отчаяние бросило тень на его лицо, потому что Рени приподнялась, крепко сжала его руку и молча посмотрела на него. Он осторожно дотронулся до ее волос. "Что тебя мучает, Ральф?" - беззучно спрашивали зеленые глаза. Он наклонился к ним и закрыл своими губами. Один, потом другой. Комната закачалась и медленно поплыла сквозь лес, сосны замахали ветвями в темные окна, три юные девушки прервали свои веселые разговоры и, улыбаясь, закивали головами. Где-то вдали мелькнул силуэт "Звездного фрегата" - и пропал. Осталось лицо - рядом с его лицом, слабый запах золотых одуванчиков - запах ее волос. Мысли исчезли, сознание полностью заняло одно легкое, опьяняющее, всеобъемлющее: "Рени!" Словно раскаты грома перед летней грозой, словно рокот волн перед бурей. И уже знакомое ощущение, сладостное и чуть пугающее: ощущение отсутствия собственного тела. Его не было, оно растворилось в воздухе, растаяло в зелени глаз, осенние ветры подхватили горстку теплого
