Джеффри Барлоу - Последний из лукумонов (Спящий во тьме - 3)
Примчавшись к месту событий, мисс Мона побледнела под стать сестре. Не теряя ни секунды, она послала слугу за доктором Стратлайдом, семейным лечащим врачом. И тут же, повинуясь внезапному порыву, вернула гонца и вместо этого направила его к доктору Даниэлю Дэмпу, проживающему по адресу Сойерз-грин-кресент. Доктор едва-едва переступил порог своей квартирки и взялся за трубку, предвкушая заслуженный отдых, когда прибыл посланник. Вытащив на свет медицинский саквояж, Даниэль Дэмп незамедлительно отправился к пациентке и приступил к осмотру.
Мисс Мона стояла здесь же, напряженно наблюдая за происходящим; на ее лице отражалась неописуемая тревога. Рядом всхлипывала в платок Сюзанна. Позабыв на время о своих несогласиях, обе не сводили глаз с распростертого на постели безжизненного тела.
- Так что вы думаете, доктор? - осведомилась Мона спустя какое-то время, не в силах более ждать. Ведь сестра у нее единственная, и другой не будет. Да, Нина поверхностна; да, порой ведет себя по-детски, но Мона любила ее всей душой, невзирая на все ее недостатки, и жизни без сестры не мыслила.
- Я не вполне уверен, - ответствовал доктор, отходя от кровати и задумчиво оглаживая бородку. - В высшей степени загадочный феномен, мисс Джекс. Говорите, она получила письмо? Ну что ж, подозреваю, что содержание этого письма, уж в чем бы оно ни заключалось, вызвало у нее глубокий шок. Просто-таки до глубины души потрясло, как сами видите. Экстраординарный случай, скажу я вам. Это не синкопе - не обморок, стало быть, и не кома. И все-таки привести ее в себя никак не удается. Такое впечатление, будто она решила немного поспать - и пробуждаться категорически отказывается. Скорее всего на конституции бедняжки отрицательно сказались тяготы путешествия. Притом нельзя забывать, что со времен визита мистера Пикеринга она отказалась от ваших привычных утренних прогулок вдвоем. А я вам скажу, мисс Джекс, что отсутствие должного моциона подорвет ваши силы еще скорее, чем недостаток калорий. Общеизвестный факт. Если не упражнять сердце, легкие и магистральные сосуды посредством физических нагрузок, они сделаются дряблыми и вялыми и не будут функционировать как должно, так что спустя какое-то время вы - раз! - и преставитесь!
Завершая торжественную речь, доктор для вящего эффекта щелкнул пальцами. Мисс Мона зажмурилась и закрыла лицо руками. Сюзанна застонала и разразилась бурными рыданиями, в промежутках между которыми время от времени удавалось разобрать слово "цыпленочек".
Доктор Дэмп, осознав, что вновь допустил типично врачебную бестактность, неловко умолк. Сей достойный эскулап не привык деликатничать и чиниться; медикам это как-то несвойственно. Совершая обходы, он всякий день сталкивался со всевозможными разновидностями человеческих слабостей и недугов, имел дело с жестоким страданием, мором и смертью. В результате он зачастую казался бесчувственным - не столько намеренно, сколько по необходимости - в вопросах, на которые профаны порой реагировали весьма болезненно. Доктор в словах не церемонился, будь то существительные или прилагательные, и, как правило, выкладывал все начистоту, без обиняков, не щадя чувств собеседников. Здесь, однако, ситуация была совсем иной. Он наблюдал, как миниатюрная мисс Джекс вытирает заплаканные глаза платочком, всхлипывает и трепещет, тем не менее изо всех сил пытаясь сдержаться перед лицом серьезного бедствия. И при виде того, сколь девушка уязвима и беспомощна, в сердце доктора пробудилось что-то похожее на сострадание.
- Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения, мисс Джекс. - Я уверен: все будет хорошо, - проговорил он, хотя надеяться на лучшее не было ни малейших оснований.
Мисс Мона подняла к нему умоляющий взгляд.
- Ох, доктор Дэмп... я не могу потерять сестру, просто не могу!
В тиши отведенной ему комнаты - порешили, что врач останется на ночь, чтобы быть рядом с пациенткой, - доктор Дэмп докурил трубку и сосредоточенно уставился на огонь. Вечер выдался жутко холодный, из тех, что так хороши для философских размышлений, а уж в материале, способном занять его высокий интеллект, у доктора недостатка не было. В течение последующего часа он со всех сторон обдумал события, приключившиеся за последние несколько бурных недель. Спустя какое-то время он прилег поверх одеяла, не снимая рубашки и жилета и будучи уверен, что глаз сомкнуть не сможет. Однако ж одеяло оказалось таким комфортным, а под ним вдобавок ощущался не менее комфортный матрас, что, как оно зачастую и бывает, доктор мгновенно погрузился в сон.
Его дремотные мысли какое-то время лениво блуждали непонятно где, а потом вдруг сфокусировались с удивительной четкостью. Взору доктора предстала яркая картина. В картине этой был догкарт, а в догкарте сидел он сам - на заднем сиденье, лицом назад, поставив ноги на откидной борт. Это не был догкарт профессора Гриншилдза, тот, что благополучно доставил его домой; не был это и его собственный надежный экипаж. Этот догкарт принадлежал непонятно кому; более того, катился по узкой, ухабистой проселочной дороге, совершенно доктору незнакомой. Доктор заметил, что догкарт - превосходной конструкции, на трех рессорах, с отделением для собак; оглобли, правда, были из древесины оксандра, а вовсе не гикори. Кучер весьма ловко управлялся с лошадьми посредством вожжей и кнута. От пронизывающей стужи - а во сне царил жуткий холод - возницу защищали несколько теплых пальто, надетых одно поверх другого, и шляпа с конусообразной тульей, полностью закрывавшая голову.
Доктор, снедаемый нетерпением и понятия не имеющий, где находится, развернулся на сиденье и окликнул человека с вожжами:
- Кучер! Где мы? Куда вы меня везете?
В ответ - ничего.
- Эй, кучер! Меня зовут Дэмп. Доктор Даниэль Дэмп. Я врач по профессии. Не будете ли вы так добры сообщить мне, куда мы едем?
И опять - никакого отклика.
- Послушайте, - проговорил доктор, вознамерившись похлопать возницу по плечу. Он потянулся вперед - но рука прошла сквозь тело кучера, точно сквозь воздух. Доктор в смятении отпрянул. Кучер обернулся, снял свою огромную шляпу и одарил доктора хитрой ухмылкой и косым взглядом. Только теперь доктор заметил, что на плечах у возницы - голова ребенка, рыжеволосого мальчика с зеленым лицом. А в следующий миг, даже не спросив разрешения, голова растаяла, растеклась липкой лужей и закапала на спинку сиденья.
Ничуть не удрученный потерей лица, обезглавленный кучер хлестнул четвероногих кнутом, и догкарт стремительно покатил вперед. Все быстрее и быстрее мчался он, подскакивая на ухабах и рытвинах, на такой скорости, что грозила побить все рекорды догкартов, в истории зарегистрированные. Доктору, опасающемуся, что экипаж вот-вот перевернется, ничего не оставалось делать, кроме как ухватить поручень и с жаром помолиться о том, чтобы выйти из переделки живым и невредимым.
