Александр Казанцев - Поджигатель планеты (Пылающий остров - 2)
Картины хотели раздвинуть комнату и растворяли стену, на которой висели, в тихих, печально-спокойных пейзажах. Они наполняли пространство свежим воздухом березовых рощ и мягким, просеянным сквозь облачную дымку солнечным светом. И если в комнату не проникали шорохи листьев и трав, то лишь потому, что на всех картинах царила тишина. Только ее да мечтательную задумчивость природы изображал на своих полотнах художник.
Поглядев на часы и обнаружив, что уже час ночи, профессор стал укладываться спать. Через четверть часа он уснул. Но, как и обычно, очень скоро проснулся с чувством, как будто бы совсем и не спал. Полежав немного с открытыми глазами, профессор встал и, не зажигая электричества, подошел к письменному столу.
С улицы проникал свет фонарей, и комната казалась наполненной рыхлым серым веществом. В том месте, где стояли кровать или книжный шкаф, вещество сгущалось до совершенно черного тона.
Иногда начинало казаться, что оно сгущается там, где заведомо было пусто. Тогда профессор принимался умножать в уме друг на друга шестизначные числа. Это было трудно и никому не нужно, но это убивало мучительно долгое время привычной бессонницы. Просидев так, может быть, час, ни о чем не думая или предаваясь бесполезному занятию, профессор встал и зажег свет. Он подошел к картинам. Это были картины Левитана. Профессор методично рассматривал каждую, задерживаясь подолгу около тех, где качались верхушки деревьев или в синем небе плыли прозрачные облака.
Осмотрев все тридцать девять картин, профессор начал одеваться. При этом обнаружил, что одна пуговица оторвалась. Он достал из ящика шахматного столика иголку и нитку, надел очки и принялся вдевать нитку методично, долго и упрямо. Вдалеке кто-то не спеша поднимался по лестнице и кашлял. Затем наступила тишина. Вероятно, поздний посетитель звонил. Наконец хлопнула дверь.
- М-да!.. - сказал профессор, вздыхая.
Долгая жизнь в одиночестве приучила его разговаривать с самим собой. Днем он этого себе не разрешал, но ночью допускал скидку на бессонницу.
- Я позволю себе справедливо заметить, что этот способ вдевания нитки совершенно нерационален. Чтобы так поступать, надо "нот ту ноу э би фром э балс фут", как говорят американцы, - не знать ни аза в глаза. Необходимо завтра же приобрести двадцать... нет, пятьдесят иголок и заготовить столько же ниток разной длины. М-да... Затем обратиться к кому-нибудь, обладающему хорошим зрением, с покорнейшей просьбой вдеть пятьдесят ниток в пятьдесят иголок. М-да!.. Хранить их в определенном месте. Вот, скажем... ну, хотя бы здесь.
Раздался звонок. Профессор удивился и вместе с тем обрадовался. Все-таки какое-то происшествие в его однообразной бессонной ночи. Спешно натянув на себя брюки и накинув на плечи одеяло, он зашаркал в переднюю. Звонили уже второй раз.
- Кто бы это мог быть?
Профессор пошел было к двери, но вернулся и почему-то предусмотрительно потушил свет. И только потом снова направился к двери. Оказалось - телеграмма. Профессор поглядел на почтальона поверх очков, отчего взгляд его казался сердитым.
- Вам "молния" - так что извините... Поди разбудил вас?
- М-да!.. Нет, что вы, я очень рад! Все равно не спал. Где же тут расписаться, осмелюсь спросить?..
Закрыв дверь, профессор не торопясь подошел к столу и при свете уличных фонарей распечатал депешу. Телеграмма была из-за границы. Профессор поправил очки, прочел бланк и нахмурился.
Потом он тяжело опустился в кресло и, обхватив голову руками, покачал головой.
- М-да!.. Фирма отказалась даже вести переговоры с нашим торгпредством. В лучшем случае он ничего не знает об элементе. А если знает, то, конечно, никому не уступит, хоть и не догадывается о его назначении. Ну вот! Теперь я сделал все, что мог. Конечно, этого следовало ожидать. Даже правительство не смогло помочь. Нет, почтеннейший профессор, оказывается, вы были правы в своем сумасшедшем принципе. Надо нести это бремя, пока... пока любезный доктор... М-да!... По китай-скому обычаю, не пойдет в процессии первым!
Профессор поднял очки на лоб и, отодвинув телеграмму в вытянутой руке, перечел ее еще раз.
Потом, поправив одеяло, он прошаркал по седому полумраку, наполнявшему комнату, и остановился перед картинами. Обычно он зажигал при этом свет, но сейчас он делать этого не стал, по-видимому, удовлетворенный слабым отблеском рассвета. Кроме того, он вообще вел себя странно. Подойдя вплотную к одной из картин и взявшись обеими руками за ее раму, он так и остался стоять. Одеяло упало к ногам. Профессор не заметил.
Раздался мелодичный звук, и рама картины повернулась на нижнем ребре. В стене открылся темный четырехугольник. Профессор сунул туда руку и зашуршал бумагами.
- М-да!.. - сказал он и печально пожевал челюстями. Потом прошел к выключателю и зажег свет.
Теперь потайной шкаф, вделанный в стену, был отчетливо виден.
Профессор стал выкладывать на ставшую горизонтальной обратную сторону картины какие-то старые рукописи, испещренные формулами. Он перелистывал некоторые из них, задержался на странице, где был нарисован женский профиль, вздохнул и стал складывать обратно. В руки ему попало письмо.
"Уважаемый профессор!
Рад был убедиться, просматривая советский научный обзор, в соблюдении Вами поставленных мной на "Куин Мэри" условий.
Радиофизика - достойнейшая область для приложения Ваших обширных знаний и блестящих способностей.
Конечно, Вы могли бы вернуться и к былым своим исследованиям, в Вашем распоряжении окажется любая из моих лабораторий, где так удачно повторялись забытые миром открытия, применение которых, напоминаю, находится в прямой зависимости от дальнейшей заботы Вашей о счастье человечества.
По-прежнему готовый к дружбе..."
Дойдя до подписи, профессор раздраженно засунул письмо в секретное бюро.
- Какой иронией звучат ваши слова о дружбе и человечестве!.. М-да!.. Ваше письмо лишь убеждает меня, что вам все еще не удалось "повторить" открытие моего учителя. Только то, что я жив, мешает вам воспользоваться в преступных целях тем, что уже в ваших руках. Так пусть хоть так оправдывается мое жалкое существование в моих собственных глазах!
Профессор вздохнул и с шумом захлопнул шкаф. Из передней совершенно отчетливо слышался шорох. Профессор оглянулся, все еще держась рукой за раму.
- О-о, профессор! Может быть, вы думаете, что на вас купальный костюм и вы идете купаться в нарисованную Левитаном речку? - послышался высокий торопливый голос.
- Фу, доктор... Милейший, вы изволили меня напугать!
- Что вы говорите! А я, признаться, испугался сам. Мне послышался, знаете ли, такой металлический звук...
