Владимир Романенко - Год белой кометы
7
На очередном семинаре, который состоялся в институте через три дня после возвращения Кирилова с наблюдений, Гребков коротко сообщил собравшимся об открытии новой кометы.
— Событие это, в общем-то, достаточно редкое для профессиональных астрономов, — директор откашлялся и перевел взгляд в аудиторию поверх очков, — сейчас кометы, как вы знаете, чаще всего открывают любители.
В зале послышался легкий смешок. Представить Кирилова в роли астронома-любителя всерьез не мог, пожалуй, никто, и, прежде всего, потому, что сам Максим Петрович всегда при случае подчеркивал, что в современной астрофизике открытия «летающих камней» — дело случая, и они не продвигают изучение наиболее серьезных проблем науки сколько-нибудь значительно.
— И все же, — продолжал Вадим Сергеевич, — я считаю необходимым поздравить уважаемого Максима Петровича с новым объектом, который зарегистрирован МАС (МАС — Международный Астрономический Союз.) как комета Кирилова, прежде чем дать ему слово.
Раздались дружные аплодисменты. Кирилов вышел к демонстрационному проектору и попросил тишины.
— За поздравление сердечно благодарю, но вообще до- вольно забавно, что этот камушек достался ревностному противнику всяких кометных и астероидных забав. Все-таки наши инструменты способны на более глубокие исследования. Но нельзя не учитывать огромный интерес к таким событиям общественности, прессы да и значительной части астрономов, и не только в нашей стране. Короче, раз уж открыли, будет неразумно уступать кому-то и приоритет в исследованиях.
Кириловщелкнул выключателем, на экране появился снимок, скопированный с компьютера на пленку, и Максим Петрович показал кончиком авторучки на слегка вытянутый темный штрих.
— Комета движется к нам по сильно вытянутой орбите и период ее обращения по предварительным расчетам что-то около трех тысяч лет. Яркость объекта высокая, и невооруженному глазу он будет доступен уже в октябре. Пик яркости будет приходиться, видимо, на безлунное время ноября, что вполне может позволить провести качественные наблюдения как спектральными, так и фотометрическими приборами. Была бы погода… Ну вот вкратце и все. Есть вопросы?
Кирилов замолчал. Гребков снова встал из-за стола и, как бы споря с кем-то, добавил:
— Конечно, такие наблюдения достаточно далеки от тема- тики института, но, с другой стороны, они могут добавить нам и известности и авторитета среди тех, кто распределяет средства на научные программы. Возможно то, что было у нас запланировано ранее, куда важнее с точки зрения фундаментальной науки, но, вы сами понимаете, что яркая комета, нами открытая, — это событие, которое может больше никогда не повториться. Наверняка не повторится. Думаю, что мы должны скорректировать и свои планы, и свою работу.
— Есть вопрос!
Из третьего ряда поднялся Лев Юлианович Лонц, и Гребков сразу понял, о чем он будет говорить. Предстоящие изменения в работе явно шли вразрез с намерениями сотрудников лаборатории Лонца и с планами самого Льва Юлиановича.
— Думаю, что всем присутствующим вполне понятно, что такое безлунное время для нашей лаборатории. Для предельно слабых объектов, которые мы наблюдаем, другое просто не годится. А упомянутый пик яркости кометы… извините, имени Кирилова, о котором здесь сообщил уважаемый первооткрыватель, приходится на те самые ночи, что выделены для наших наблюдений с новым прибором. Так что, теперь эти наблюдения — побоку, испытания нового прибора — тоже побоку? О результатах, которые могут быть не менее значительными, чем те, что будут связаны с кометой мы не сможем сообщить раньше чем через два года! Черт те что…
Лонц обиженно засопел и сел на место. Аудитория заметно заволновалась, но Гребков резко оборвал покатившийся по рядам шум:
— Пожалуйста тише! Я пока вовсе не собираюсь волевым методом перекраивать всю нашу работу. И вообще я думаю, что речь должна идти о том, чтобы дружными усилиями всех лабораторий с применением всех имеющихся у нас методов и всего накопленного опыта получить максимальное количество данных. Понадобятся усилия всех сотрудников, в том числе и ваши, дорогой Лев Юлианыч! Давайте спокойно продолжим семинар, а завтра с утра я готов обсудить любые возможные вопросы и приглашаю всех завлабов к себе в кабинет.
После семинара Кирилов долго сидел в своей комнате и неподвижно смотрел на тихо падающий за окном снег. Конечно, — думал он, — в открытиях, которые иногда случаются вот так, неожиданно, есть изрядная доля несправедливости. Всякий исследователь может долгие годы трудиться над одной единственной проблемой, смысл и важность которой понятны очень немногим. Рано или поздно он наконец находит ее решение, но и это событие интересно только для весьма узкого круга специалистов, которые, конечно, оценят его по достоинству и даже более или менее часто будут цитировать вышедшую статью. Но… эта статья со всеми ее графиками, формулами и таблицами не заставит весь мир, затаив дыхание слушать радио, вглядываться в телеэкраны и повторять с почтением имя автора открытия. Другое дело — нечто неожиданное, но понятное всем — комета, вспышка сверхновой звезды, или, например, астероид, который можно назвать именем какой-нибудь знаменитости… И хотя астрономы-профессионалы относятся к известиям о нахождении новых небесных объектов достаточно спокойно, каждый где-то в глубине души мечтает именно о таком открытии и завидует тем, кому оно удалось, хорошо понимая при этом, что едва ли не главную роль в открытиях на небе играет Его Величество Господин Случай. Конечно, Лева Лонц — настоящий трудяга, конечно он болеет за свою лабораторию, за ее результаты, но то, что он сказал сегодня на семинаре и то, каким тоном он это сказал — след зависти, обычной и понятной человеческой зависти, в которой вряд ли кто-нибудь сможет упрекнуть Льва Юлиановича. Максим Петрович и сам бы, наверное, испытывал подобные чувства, если бы оказался на его месте.
…Совещание, которое директор созвал на следующий день не клеилось. Лонц по-прежнему отстаивал свою точку зрения и убеждал всех, что изменение планов наблюдений не принесет ничего хорошего, руководитель звездников Виктор Павленко флегматично смотрел куда-то сквозь стену, остальные также либо отмалчивались, либо соглашаясь с тем, что результаты работы по комете могут быть интересными, тут же подчеркивали, что сама эта работа весьма далека от их научных интересов. Гребков устало откинулся на спинку кресла.
— Нет, дорогие коллеги, так мы решительно не сможем договориться ни о чем! В кои-то веки появилась возможность хорошего коллективного дела и вы всеми силами стараетесь его проигнорировать! Я этого не понимаю!..
