Люциус Шепард - Жизнь во время войны
– А теперь опоздал, во пиздец-то! – огрызнулся Джилби. – Придет!
Капрал за стойкой включил радио и завертел ручку настройки – проскочил латино, топ-сорок, потом американский голос, объявлявший счет в бейсболе.
– Эй, старик! – крикнул Джилби. – Дай послушать! Надо знать, как там «Тигры».
Пожав плечами, капрал уступил.
– «Белые гетры» – «Эй»: шесть – три,– объявил диктор. – «Гетры» побеждают восьмой раз подряд.
– Неслабо им «Гетры» напихали, – заметил довольный капрал.
– «Белые гетры»! – Джилби фыркнул.– Что такое твои «Гетры» – толпа бобиков под две сотни весом да нюхачи-нигтеры. Херня! Эти долбанутые «Белые гетры» каждую весну летят до небес, старик. Потом лето, хуе-мое, на улице травка, и пиздец – сдохли.
– Так-то оно так, – сказал капрал. – Но в этот год...
– Посмотри на сучонка Колдуэлла, – продолжал Джилби, не обращая на капрала внимания. – Видал я его пару лет назад, только взяли на пробу к «Тиграм». Старик, тогда этот ниггер хоть стукнуть мог по-человечески! А теперь что – ползает по полю, как нанюханный.
– Они не принимают препаратов, старик, – раздраженно сказал капрал. – Им нельзя, у них все время анализы, если что – сразу вычислят.
Джилби несло:
– «Белым гетрам» ничего не светит, старик! Знаешь, как их назвал этот мужик по ящику? «Бледные гольфы»! Охренеть, «Бледные гольфы»! Куда они прут с таким названием? «Тигры» – да, хоть имя нормальное. Или «Янки» там, или «Храборы», или...
– Херню-то не пори! – Капрал явно расстроился. Он отложил блокнот и подошел к краю стойки. – Посмотри на «Хитронов». Имя так себе, а команда вполне. Херня твое название!
– Или на «Красных»? – предложил Минголлa. Ему нравилась болтовня Джилби, его иррациональное упрямство. Но в то же время он замечал в ней скрытое отчаяние – если приглядеться, то становилось ясно: Джилби был сегодня сам не свой
– Чего?! – Джилби хлопнул ладонью по столу. – «Красные»! Да ты посмотри на этих «Красных», старик. Посмотри, как они поперли вверх, когда Куба влезла в войну. Думаешь, херня? Думаешь, не имя их тянет? Даже если эти долбанутые «Бледные гольфы» и пролезут в серию, против «Красных» им только молитвы и читать. – Он рассмеялся коротко и хрипло. – Я-то лично за «Тигров», но в этот год им точно ни хрена не светит. Восточную зону разнесут, «Красные», потом добавятся «Янки», в октябре они сойдутся, вот тогда мы все про всех и узнаем. Все про всех, блядь! – Голос его натянуто дрожал. – Так что не звени мне про свои сраные «Бледные гольфы», старик. Говном были, говно есть, говном и останутся, пока не поменяют свое говенное имя!
Почуяв опасность, капрал больше не спорил, и Джилби погрузился в угрюмое молчание. Некоторое время слышался только шум вертолетных винтов и блеяние по радио какой-то джазовой смеси. Вошли два механика с бутылками утреннего пива, а вскоре за соседний столик уселись три солидных сержанта с крупными брюшками, редеющими волосами, интендантскими нашивками на плечах и начали играть в рамми. Капрал принес им кофейник и бутылку виски, они мешали виски с кофе и пили за игрой. Игра их напоминала ритуал, как будто они устраивали ее каждый день, и, глядя на этих сержантов, отмечая их толстые животы, изнеженность и фамильярность старых приятелей, Минголла вдруг почувствовал гордость за свою трясущуюся руку. Этот почетный недуг был знаком причастности к сердцевине войны, сержанты ничем подобным похвастаться не могли. Но Минголла был на них не в обиде. Нисколько. Скорее, его успокаивала мысль, что эта солидная троица его кормит, поит и обувает в новые сапоги. Он грелся в глуповатом гудении их болтовни, в клубах сигарного дыма, который можно было принять за выхлопной газ их довольства. Минголла не сомневался: к ним можно подойти, рассказать о своих бедах и получить дружеский совет. Эти люди явились уверить его в том, что их дело правое, напомнить о простых американских ценностях, поддержать иллюзию братства и всеобщности этой войны, прояснить, что она – лишь проверка дружбы и твердости духа, обряд инициации, через который давным-давно прошли эти трое, а заодно и пообещать, что, когда война кончится, все они нацепят медали, соберутся вместе, заведут разговор о крови и ужасе, будут качать головами, удивляться и тосковать так, словно кровь и ужас были их погибшими друзьями, которых они так мало ценили в свое время... Минголла вдруг заметил, что улыбка крепко ухватилась за его лицо, а сцепленные вагончики мыслей увозят к далеким и жутковатым землям. Руку трясло сильнее прежнего. Он посмотрел на часы. Почти десять. Десять! Минголла в ужасе вскочил и оттолкнул стул.
– Пошли искать, – выпалил он.
Джилби хотел было что-то сказать, но сдержался. Громко постучал ложечкой по краю стола. Затем тоже отодвинул стул и поднялся.
Бейлора не оказалось ни в клубе Демонио, ни в других барах западного берега. Джилби и Минголла описывали его каждому встречному, но никто такого не помнил. Чем дольше они искали, тем тревожнее становилось у Минголлы на душе. Бейлор был необходимым и незаменимым основанием платформы из обычаев и ритуалов, которая только и держала Минголлу, загораживала от оружия войны и законов случая, и если теперь это основание рухнет... Он представил, как платформа кренится, как они с Джилби сперва ползут к краю, потом скатываются в бездну черного огня. И тут у Джилби вырвалось:
– Панама! Сукин сын сбежал в Панаму!
Но Минголла в это не верил. Он знал, что Бейлор где-то близко, стоит только протянуть руку. Ощущение было настолько четким, что Минголла встревожился еще сильнее: такая ясность слишком часто предвещала недоброе.
Солнце поднялось выше, жара давила всем своим огромным весом, а яркий свет вымывал оттенки из оштукатуренных стен; Минголла потел и чувствовал, что омерзительно воняет. На улицах им попадалось совсем мало солдат, они почти терялись в мельтешении детей и нищих, бары тоже были пусты, если не считать горстки пьянчуг, продолжавших вчерашний кутеж. Джилби ковылял к ним, хватал за грудки, приставал с расспросами. Минголла же, ужасно стесняясь трясущейся руки, от волнения едва не заикался, и ему приходилось буквально заставлять себя приблизиться к незнакомому человеку даже для самого короткого разговора. Он подходил незаметно, правым боком вперед и говорил:
– Я ищу своего друга. Не видели? Высокий такой. Смуглый, волосы черные, худой. Зовут Бейлор.
В конце концов он настропалился выпускать эту фразу легко, на одном дыхании. Джилби скоро надоело.
– Пойду-ка я на Большие Сиськи, – объявил он. – Встречаемся завтра в военторге. – Он немного отошел, потом остановился и добавил: – Буду нужен – ищи в клубе Демонио. – Лицо его было странным. Как будто он пытался ободряюще улыбнуться, но – видно, давно не тренировался – улыбка получилась натянутой, глупой, но уж никак не ободряющей.
