Светлана Ягупова - В лифте
Снаружи по-прежнему не доносилось ни звука. Каждому вновь почудилось, что связь с миром прервана.
- Может, какая-нибудь глобальная авария? - запинаясь, сказал Петушков.
- Разве что взорвался ваш котел, - усмехнулся Лобанов, поднимая воротник плаща, будто это могло согреть.
Петушков обидчиво промолчал, и Январева с досадой подумала, какой же он тюня.
Внезапно зажегся свет, на миг ослепил и вызвал общее оживление.
- Наконец-то! - воскликнула Ирина Михайловна, поправляя берет, и Лобанов про себя отметил, какой он пронзительно синий.
Радость оказалась преждевременной - лифт по-прежнему не двигался.
- Ну-ка, дайте взгляну на вас, - обернулся Лобанов к Селюкову и протянул нараспев: - У-ди-ви-тель-но!
- Что именно? - не понял тот.
- Вроде бы нет в вас ничего от монстра, обыкновенный человек, а ведете себя не по-человечески.
Все молчали, мрачновато поглядывая друг на друга. Лобанов продолжал в упор разглядывать Селюкова, но тот не обращал на него внимания.
Ирина Михайловна исступленно грызла яблоко, тревожно думая о том, что скоро ей понадобится выйти.
- Что же, так и будем стоять? А ну-ка, угощайтесь в честь моего юбилея. - Январева достала из спортивной сумки кулек с "Белочкой" и кунжутным ирисом.
- Я тебе тут подарок приготовил, - выдохнул Петушков ей в ухо.
- Что-нибудь нарисовал? - обрадовалась она. Петушков часто дарил ей рисунки. Странные на иной взгляд и слегка страшноватые, они чем-то притягивали, некоторые по-настоящему нравились, хотя изображали удивительных, фантастических людей без кожи. Возможно, причуда Петушкова исходила из того, что и сам он был каким-то бескожим, незащищенным. Воспитывали его мать и две тетки, вот и вырастили этакое растеньице.
А ведь угадала: достал из портфеля лист ватмана, на нем акварель. В сине-черном небе, среди звезд летит обнаженная девушка с четко выписанными мышцами. И хотя у нее длинные, развевающиеся на космическом ветру волосы, можно узнать в девушке себя.
- Тебе нравится?
- Очень. Но опять без кожи. Почему?
- Не знаю, так получается.
Рисунок пошел по рукам.
- Как из учебника анатомии, - поморщился Лобанов. - Ну зачем так ошкурил ее?
- Это у него манера такая, - заступилась Январева и притронулась к его рукаву. - Коля, что это за манера?
- Не знаю.
- Вот видите, - просияла она и чмокнула Петушкова в щеку. - Он у нас талант, а мы не осознаем это, и он сам не понимает, кто он такой.
Ирина Михайловна достала из сумки карманное зеркальце и губную помаду:
- На космосе нынче все помешались. - Отвернувшись к стенке, провела помадой по губам.
Лобанов вдруг заметил, что его охватывает благодушие. Захотелось сказать каждому что-нибудь хорошее, подбадривающее, даже Селюкову, который старательно не смотрел в его сторону. Ведь если разобраться, все здесь товарищи по нелепому случаю, и это сближает. Сколько они уже здесь - час? два?
- Антон Дмитриевич, - шурша конфетной оберткой, сказал он как можно любезнее. - Вероятно, уже получили ваш сигнал? Чего только мы "-не делаем сгоряча. Что ж, все мы люди-человеки. А знаете, - вдохновенно продолжал он, - ничего страшного еще не случилось. Вот приедет комиссия, а вы так и скажете - мол, нервишки в последнее время сдавать стали, работы много, перенапряжение, вот и сорвался. Я не злопамятен, да и шеф тоже. В дальнейшем мы поладим, утрясем неполадки и без чужого дядечки из столицы.
- Нет, Петр Семенович, - холодно сказал Селюков. - Я никогда не изменял своим принципам и говорить на черное - белое не намерен.
- Вот оно что, - Лобанов прикусил губу и внимательно взглянул на Селюкова. "Однако этот тип опасен, - подумал он. - Хоть бы вынести его присутствие здесь, рядом, не наговорить глупостей, а то аж руки чешутся врезать по этой круглой мордахе. Надо же, какое добро на шею взяли. И ведь воображает себя борцом за справедливость. Теперь от него не так просто отделаться. Такие прочно стоят на земле, знают все юридические тонкости. Начни под него подкоп, сам окажешься в яме. Хотя чего бояться комиссии? Ничего чрезвычайного не случилось, все идет нормально, как всегда. Правда, последнее время ведут себя расхлябанно, надо построже быть. Шеф хочет выглядеть добреньким, а вся ответственность, разумеется, на завотделами. Мол, сами гайки подкручивайте. Вот и надо подкручивать".
- Мы в критической ситуации, а вы, Антон Дмитриевич, воинствуете, сказала Январева. - Смотрите, я стучу в стенку. Ну? Ни звука. Нужно стоять, варить информацию, а не грызться.
Лобанов поморщился от ее сленга, однако обрадовался, что у него появилась защита, и продолжил:
- В критических ситуациях главное - не суетиться, быть собранным. Вспомните, что по этому поводу писал Бомбар; большинство потерпевших кораблекрушение гибнут не от жажды, не от голода, а от страха. Главный наш враг - страх.
- Кстати, я гибну от жажды, - призналась Январева.
- А у меня есть кефир, - вспомнил Лобанов.
Селюков хотя и не смотрел на Лобанова в упор, видел, как побагровело его лицо, когда он услышал ответ на предложение отказаться Селюкову от своих действий. Ирина и та поглядывает недоброжелательно.
Может, зря завел разговор здесь, в лифте. Но в содеянном ничуть не раскаивается. Правда, мать жаль - расстроится, что снова полез на рожон. А Ирина, эта овечка безответная, при своем характере лет пять еще будет без квартиры.
Осторожно, боком, он продвинулся к Жураевой и взял ее за руку. Покосившись на Лобанова, она резко отдернула ее. Лобанов уловил это движение, и ему стало неприятно, будто подсмотрел что-то интимное. А Жураевой на миг представилось, что еще не все кончено, и по выходным они опять будут встречаться.
- Антон, - сказала она шепотом. - Он такой буянистый.
- Кто? - не понял Селюков.
- Наш малыш. Я уверена, это мальчишка.
- Неплохо бы. - Он мельком взглянул на ее живот и вдруг горячо зашептал в ухо: - Переходи к нам, мама будет рада. Она даже согласна отдать кому-нибудь пуделя - недавно купила, очень забавный, - если он помешает тебе.
Ирина Михайловна усмехнулась, покачала головой. Слишком хорошо была ей известна ложность этого желания Селюкова. Не раз уже поселялась в его доме, но через неделю лицо его обретало такое выражение, будто его территорию захватил враг. Нет, уж лучше останется в своей однокомнатной секции, а если его мамаше захочется понянчить дитя, пусть приходит.
Наблюдая за оживленным разговором Петушкова с Январевой, за тем, как обмениваются взглядами Жураева и Селюков, Лобанов вдруг ощутил одиночество - будто кто взял и забросил его на необитаемый остров. Жаль, Галина не знает, в каком он сейчас дурацком положении - уже бы подняла полгорода. Хлопотливая она у него и заботливая, он же ей одни неприятности приносит. Конечно, досадно, что у них нет детей, но их супружество проверено испытаниями: смертью родителей, болезнями, разными бытовыми и рабочими огорчениями.
