Анатолий Маркуша - Приключения капитана Робино
— Каких?
— Именно таких, как ты.
— Интересно рассказываешь, только меня твой зверь в жизни не тронет.
— Очень храбрый? Попробуй, прикоснись ко мне. Ну! Спорнем — не прикоснешься.
— А на что поспорим?
— Да хоть на бутылку «Столичной».
— Можно и на «Столичную», а на него не желаешь?
— На кого?
— Как собаку зовут?
— Зовут — Лорд. — Стоит мужику произнести ее кличку, собака поджимается и в ее желтых выразительных глазах, даю слово, светится мука.
— Значит так: я тебя трогаю и собаку тоже трогаю. Если он меня после этого жрать станет, к тебе никаких претензий, а с меня бутылка, если жрать не станет, ты отдаешь мне собаку. Годится?
Мужик смотрит на собаку и хрипловатым голосом командует:
— Сидеть, гад! Чужой! Голос, Лорд, голос!
Лорд лает густым устрашающим голосом. А я говорю:
— Славный ты парень, не сердись, не надо сердиться. Я тоже хороший. Спокойно, малыш, спокойно, мы обязательно поладим с тобой, — и тут я беру одной рукой мужика за пуговицу пиджака, а другой тихонечко глажу Лорда по холке. Собака дрожит мелкой дрожью и эта нервная дрожь входит в меня, проникает через кончики пальцев. В какой-то момент я слегка отталкиваю мужика от собаки и осторожно перебираю поводок.
— Видишь, не разорвал меня зверь? — Тут я присаживаюсь на корточки перед псом, прикасаюсь к его мохнатой голове щекой. — Теперь ты будешь у меня Тимой. Понял? Тима, Тимошенька…
Не поднимаясь с корточек, вытаскиваю из заднего кармана сотенную, чуть комкаю ее и бросаю к ногам мужика.
— Что швыряешь, сволочь, я по-твоему не человек?!
— Не ори! Скажи спасибо. Это тебе премия, нагнешься, не переломишься, я не хочу, чтобы Тима подумал, будто я его купил. Ясно? Нет, этого тебе не понять… Можешь выпить за его и мое здоровье, это будет исключительно справедливо.
Как он отошел от нас, не помню. Сохранилось ощущение — был, был, был… и, наконец, исчез.
Таким странным образом осуществилась голубая мечта моего миновавшего детства — иметь собаку. Мне не разрешали держать в доме пса. Говорили — от собак глисты заводятся, еще какую-то муру городили…
Вот теперь я могу, если интересно, рассказать про рандеву с «Рязанью» и ее опасным адмиралом.
Сначала мы договорились о месте этого дурацкого свидания. Ресторан я отклонил сразу. Не с руки мне гулять с адмиралом за одним столиком, тем более, что пить с ним на брудершафт я не собирался. И потом, кто бы стал расплачиваться? Он — за меня? Я — за него? «Рязань» — за нас? Любой вариант представлялся мне по меньшей мере смешным.
— На Страстном бульваре есть не худшая в Москве забегаловка на открытом воздухе. Знаешь? — спросил я «Рязань». — Правильно, это совсем близко от Петровских ворот. В шестнадцать ноль ноль я буду ждать тебя там.
В четырнадцать тридцать я зашел к дежурному по факультету, наврал, что заступаю в наряд и взял пистолет. Дома, вспомнив лбов из кабинета «Самого», я присобачил кобуру к подтяжкам. Убивать я никого, понятно, не собирался, но, знаешь, когда телом чувствуешь оружие, очень многое в человеке меняется, и на душе становится спокойнее, и голова начинает работать лучше, прибавляется решительности. Немного подумав, я надел на Тимошу выходной ошейник, и мы отправились на это идиотское рандеву. Пришли, как я и рассчитывал, за пятнадцать минут до назначенного срока. Взяв бутылку шампанского, три пирожных я поставил на столик соответственно три бокала и стал ждать.
Они опоздали минут на десять.
Что сказать о первом впечатлении? Постараюсь быть объективным и признаю — они смотрелись со стороны вполне нормальной, хорошо притертой парой. Он был, пожалуй, лет на десять старше «Рязани» из породы мелкокалиберных жилистых мужиков, о таких говорят: маленькая собачка — до старости щенок. На свиданку адмирал пришел в штатском и больше напоминал провинциального бухгалтера, чем бравого кадрового вояку. А она… сказать тут особенно нечего: «Рязань» и есть «Рязань».
Они приблизились. Я встал.
— Здравствуйте, — почему-то официально сказала она, — знакомьтесь, мой муж.
— Здравствуйте, — ответил я и поклонился. — Я так и догадался, что это твой муж.
— Догадливость украшает человека, — прокомментировал он, не подавая мне руки, спросил начальственно: — А для чего при вас собака?
— Тимоша вывел меня прогуляться, с вашего позволения…
— Он у тебя недавно? — поинтересовалась «Рязань».
— Недавно: я плохо переношу одиночество, а Тимоша отличный друг. Он никогда не возражает, всегда внимательно слушает, почти меня не перебивает и старается помочь… Кроме того, его тоже предали, так что получается — два сапога — пара. — Я открыл шампанское и разлил по бокалам. — Мне кажется, тост за тобой, — сказал я, обращаясь к «Рязани».
— Ну, что ж. За мужчин — бывших и будущих!
— Браво! — отреагировал адмирал и почему-то по-английски скомандовал: — Полный вперед!
Тут я допустил явную промашку, спросил у Тимоши:
— Ну, как тебе это нравится, паренек? — У него взъерошилась шерсть на загривке, он устрашающе обнажил клыки, и мне вдруг показалось, что пес готов кинуться на мужчину, объявленного «Рязанью» бывшим.
— Тихо, Тимоша, спокойно, мой хороший, — на всякий случай я перехватил его ошейник. Пиджак на мне распахнулся, и адмирал успел разглядеть пистолет, прикрепленный к подтяжкам.
— Вот вы по какому ведомству, значит! — И дальше, обращаясь исключительно к «Рязани», он сказал брезгливо: — Благодарю за доставленное развлечение, но сидеть за одним столом с собаководом, даже если он ученый кинолог, — слишком много чести! — Он встал и, косясь с опаской на Тимошу, направился к выходу. Пожилой военный в штатском, таким он мне запомнился.
— Догони! — Велел я «Рязани». И она затрусила вслед за ним. Мы остались вдвоем. Было тихо. В деревьях беззаботно чирикали птички. Жизнь продолжалась. Тимоша слопал пирожные, я допил шампанское — не пропадать же добру, и мы отправились восвояси. Тимоша шагал в ногу со мной и время от времени заглядывал мне в лицо, словно хотел понять, — так как у нас дела?
Задачу я выполнил, летописец: адмирала изобразил, чем закончилась оккупация чужой жены — тоже и собаку-умницу не забыл. Ты доволен, надеюсь? Чего хочешь еще услышать теперь? Как я летал после войны? Вопрос понят. По-разному летал, с переменным успехом, с большими или меньшими отклонениями от норм, так могу сказать, если коротко. Но сперва ты дорисуй главу по своему усмотрению, а я буду шевелить извилинами и соображать, из чего делать текст дальше, чтобы было нескучно!