Хуберт Хорстман - Загадка серебряной луны
— Достаточно! Прекратите! — Вестинг остановился перед геологом. Его височные вены набухли. «Устранение простоя! Эффективность времени! Я уже давно работаю в области космонавтики и время от времени тоже сталкивался с нарушением дисциплины. Но еще никто не смел прикрывать собственный просчет интересами экспедиции!»
Бронстайн следил за сценой с растущим недовольством. Вестинг казалось, впал в состояние волнения, которое стремилось к точке кульминации. Его упреки перестали касаться дела. Он ставил в вину геологу авантюризм и недостаточный интерес к здравой научной деятельности.
— Это входило в мои намерения, — бурно протестовал Веккер. — Я лишь хотел объяснить…
— … почему Вы чуть было не устроили заварушку.
Астрохимик дернул себя за воротник рубашки, словно ему не хватало воздуха.
— Нервы! — услышал Бронстайн рядом с собой шепот врача. — Усталость высокой степени. То, что Вы видите — психическая реакция на вынужденное спокойствие во время акции спасения.
И после небольшой паузы: «Наверное, Вам следует вмешаться».
Бронстайн кивнул. Он должен был вмешаться. Потому что на лице Веккера все четче отражалось противоречие. В любой момент он мог ответить точно так же несдержанно на вспыльчивые нападки и вызывать серьезный конфликт.
— Что мне еще неясно, — сказал Бронстайн энергичным басом, — как вообще мог пропасть передатчик. Речь идет о небольшом, плоском, но довольно тяжелом предмете, у которого довольно малая контактная поверхность для шторма.
Вестинг ответил пренебрежительным жестом.
— Во Флориде я был свидетелем того, как торнадо поднял с путей дизельный локомотив и зашвырнул в воздух! Тем более непростительна халатность…
— Согласен! Но Вы не находите странным, что передатчик просто сдуло, а ракета напротив осталась нетронутой?
Вестинг запнулся.
— Разные массы! — предположила Анне, глядя искоса на Бронстайна.
Бронстайн едва заметно улыбнулся. Анне включилась верно. Конечно, она знала не хуже его, что разные массы ничего не объясняли. Она пыталась отвлечь интерес Вестинга от Веккера к ракете, в то время, как она вызывала его на противоречие и давала ему возможность выступить с безупречным объяснением. Трюк удался.
— Глупости! — Вестинг вынул из кармана листок бумаги и записал параметры. — Дело не в массах, а в отношении масс к контактной поверхности, — сказал он в назидательном тоне и добавил, теперь уже задумчиво: «При чем необходимо учитывать также аэродинамические свойства обоих тел… Какие точные размеры у ракеты?»
Далберг, которые все это время смущенно молчал, опрометчиво вскочил. «Общая длина от носа до кормовых двигателей…»
Бронстайн вздохнул с облегчением. Обстановка разрядилась. Вопросы по делу отбросили назад эмоциональное напряжение. Теперь от него зависело помешать им появиться снова несколько позже. Он должен был призвать Веккера к совести, выбить у него из головы анархические отговорки, и основательно.
— Я жду Вас завтра рано утром в моей каюте! — пробормотал он геологу, когда тот встал, чтобы бросить взгляд на расчеты Вестинга.
Расчеты действительно привели к неожиданному результату. Если судить по удельному весу и реакционной поверхности, ракета должна была бы легче пасть жертвой циклона, чем передатчик. Этого не произошло благодаря случайным факторам: ее положению относительно направлению действия торнадо, ее отдалению от центра вихря…
Был сделан вывод, что в будущем необходимо страховать любой предмет за пределами «Пацифики», и Бронстайн настаивал на том, чтобы и космический корабль был закреплен крепкими тросами. Хоть у него была огромная масса, но он стоял на высоких гидравлических амортизаторах, и было трудно предусмотреть, какому давлению будут подвержены его гигантские широкие стороны.
Анкеровка требовала времени. Тросы необходимо было вытянуть с помощью гусеничной машины из шлюзовой камеры, поднять на вертолете, тщательно обмотать вокруг корпуса «Пацифики» и вплавить на метровую глубину в твердую как сталь почву.
С момента посадки прошло восемь часов, когда спутники, наконец, смогли разойтись по каютам.
Бронстайн устал как собака. В своей каюте он охая бросился на кровать и рассерженно заворчал, когда услышал стук. К его удивлению появилась врач.
— Я протестую! — сразу же защитился он. — Вы можете наверстать свою медицинскую проверку завтра утром.
Анне улыбнулась и закрыла дверь.
— Я не намерена обследовать Вас, а хочу склонить Вас к принятию моего предложения.
— По какому вопросу? — недоверчиво спросил он.
— Речь пойдет о Фроле Веккере.
III
— Там высоко в горах на лугу золотом,
царит исполин Аташлык среди гор…
Пение Фрола Веккера заглушало жужжание пропеллера. После часового полета по однотонным снежным полям вертолет приближался к горному массиву. Заснеженные вершины возвышались над темно-рыжими крутыми обрывистыми склонами, путаница ущелий была вплетена в каменистую поверхность, на высокогорном плато сверкали округлые метановые озера.
— И чудовища с рожами страшными,
ютятся там наверху; кошки крылатые…
Анне улыбнулась. Она откинулась глубже на обивку кресла, пока не исчезла из поля зрения Веккера, и ощупала свои виски. Тупое давление, которое мучило ее с раннего утра, постепенно спадало. Самое время! Потому что она должна была сконцентрироваться на своих задачах.
Она попросила Бронстайна устроить этот «разведывательный полет, чтобы она могла спокойно поговорить с Веккером, прежде чем он даст повод для новых разногласий. Такие случаи как нарушение дисциплины и спонтанный всплеск злости Вестинга больше не должны были повториться. Они отравляли атмосферу. Веккер, разумеется, не замечал этого. Он признал свои ошибки и раскаялся. Точка. И глазом не моргнув, в прошедший вечер он протянул астрохимику, который даже не удостоил его взглядом, правую руку, отправился в свою каюту и очевидно, сразу же беззаботно и глубоко заснул. Потому что задолго до начала работы он уже грохотал в ванной, громыхал посудой на кухне, и во время завтрака он сообщил, что чувствует себя как свежезаряженный аккумулятор.
Она, Анне, напротив, когда встала, чувствовала себя разбитой, и какое-то мгновение она раздумывала, не было ли лучше, если она доверилась Бронстайну и попросила его отложить запланированный полет. Но что она могла сказать ему? Что она провела первую ночь на спутнике Сатурна как… лунатик? Что она ходила по коридорам «Пацифики» с закрытыми глазами? Поверит ли он ей, мог ли он вообще это понять? Что, собственно, произошло, она сама не знала — она могла вспомнить лишь смутно.
