Владимир Бээкман - «На суше и на море» - 84. Фантастика
— Все. Я буду лететь за тобой, — повторил сын. Он очень повзрослел за один день. Складка пролегла на переносице, и что-то дедаловское, напряженно ищущее появилось во взоре.
— Ну, сынок, не бойся, — весело сказал отец, подбодряя Икара.
Осторожно волоча крылья — два удлиненных треугольника, на которых была туго натянута материя с наклеенными пестрыми перьями, они прошли к обрыву над морем. Ветер здесь был так силен, что спаянные прочным клеем крылья громко затрещали.
Хрустел песок под ногами, тревожно вскричала какая-то птица, а рокот моря перебивала тихая песня ручейка.
«Заряна! — мелькнула радостная мысль. — Скоро, теперь уже скоро я увижу тебя!»
Сосуды были полны, и Дедал не позволил Икару напиться из ручья:
— Ты можешь сломать крылья.
— Позволь, отец, я обмакну лицо. Мне жарко! — взмолился юноша.
— Ты можешь сломать крылья! Над морем нам станет прохладно.
Странные аппараты за спинами зажужжали, крылья распластались в воздухе и потянули людей за собой. Дедал шагнул со скалы в ревущую пропасть, и крылья, красиво паря, понесли его вперед.
— Оте-ец! Как красиво! Мы летим прямо к солнцу! — воскликнул Икар и тоже ринулся в пропасть.
Аэд стоял в тронном зале дворца, украдкой разглядывая дело рук Дедала — розовые стены, расписанные фантастическими зверями и растениями, черные мраморные колонны, белые пифосы с маслом — светильники, погруженные наполовину в серый пол. Изображения двуострых секир на стенах. На розовом троне — Минос, на приступочке — Пасифая.
— Так ты сочинишь хулу на Дедала? — решив, что аэд не расслышал вопроса, переспросила царица.
— Я уже сказал, — простонал певец. — Я только что сочинил гимн. Его разнесут мореходы во все концы. Как я могу теперь сочинять хулу? Может быть, кто-нибудь другой? — Он умоляюще взглянул в глаза Пасифае и тут же осекся.
— Нет, — жестко усмехнулась Пасифая. — Ведь это именно ты у нас большой мастер сочинять хулу!
Аэд упрямо опустил голову.
— Ты не понимаешь самого главного, юнец, — тебя не просят! Тебе приказывают! Если завтра на празднике Дионисия ты не будешь хулить Дедала, окажешься снова в темнице, и тогда уже навсегда.
Аэд вздрогнул. Страшная картина сырого, холодного подземелья мелькнула перед глазами.
— Ну а если ты сочинишь хулу и хорошо ее исполнишь, — заговорил Минос, — мы сохраним тебе жизнь. Мы можем, например, — и он потер земляничный нос, — отправить тебя на маленький далекий остров, где есть дичь, рыба. Дадим зерна. Живи!
— Что я должен сочинить? — хрипло спросил певец.
— Что Дедал — убийца, убийца, убийца! — вскричала женщина. — И убил он ученика не из ревности, а из зависти к его таланту! Понял? Что он бесчестно обманул дочь славного Гелиоса — Пасифаю, которая лю… — она запнулась, — которая много сделала для него. Что он был развратником, сластолюбцем.
— Довольно! — взорвался Минос. — Главное не это… Он неблагодарный. Сбежал от Миноса, который дал ему приют, и потом он трус!
Аэд вздрогнул и ненавидяще взглянул на Миноса.
— Почему трус?
— Потому что он не полетел к Гелиосу, как смелый Икар. Икар — вот герой! Ты понял мою мысль, певец? — строго переспросил басилей.
— Не очень, — прошептал тот. Он стоял, покачиваясь. В пламени светильников было видно, как побледнело его лицо.
— Ты должен закончить хулу гимном отважному Икару, понял? Героем в памяти людей должен навсегда остаться он, а не отец. Запомнил?
Жалобно тренькнула кифара на груди аэда — дрожащей ладонью он прикрыл всхлипнувшие струны…
…Мореходы решили пристать к этому пустынному островку потому, что кончилась вода. Пока матросы заполняли бочонки у родника, купец, сопровождавший товар, — грузный, страдающий водянкой человек лет сорока — забрел в единственную здесь хижину.
— Давненько тут никто не останавливался, — обрадовался хозяин, — такой же седой, как гость, но тщедушный, сгорбленный и быстрый в движениях. У него было иссохшее то ли от скудной пищи, то ли от солнца лицо и синие глаза, источавшие страдание.
— Могу угостить вином из дикого винограда. Немного кисловато, но холодное — пифос зарыт у родника, — предложил хозяин.
— Нельзя мне, — показал на отекшие ноги в веревочных сандалиях купец. — Только нужда заставляет пускаться в странствия — детей у нас с супругой нет.
Гость с присвистом вздохнул, оглядел убогие стены, остановил взгляд на кифаре.
— Ты что — аэд, рапсод?
— Нет, — поспешно заверил хозяин. — Это так — память.
— Сколько тебе лет?
— Много. Очень много. Может быть, сто или больше. Я сбился со счета. Боги не пускают меня в царство теней, где бы я испил воды Леты и забыл… все забыл. Они хотят, чтоб я жил и видел…
— Что ты можешь увидеть здесь? Живешь один и не знаешь, что делается в мире.
— Отголоски доходят. Слышал, что давным-давно Тесей, сын царя Эгея, убил несчастного Минотавра. Ариадна вручила ему нить, чтобы он не заблудился в лабиринте. Слышал, погибло царство Миноса под огненным пеплом, что выбросила разгневанная Гея.
— Да, это так. Теперь ахейцы владеют Критом и собираются воевать Трою. За троянцев выступают их родичи-фракийцы с Даная и Данепра. На их стороне сам Зевс, Аполлон и Артемида. Раздоры среди людей, раздоры среди богов! Народы от войн слабеют. А с севера грозят Греции дорийцы. Тревожно!
— А что говорят о… Дедале? — тихо спросил хозяин и сцепил сухонькие ручки на груди, словно умоляя о чем-то.
— Какой Дедал? Убийца?
— Изобретатель, — робко возразил хозяин. — Парусов, инструментов. И зодчий, ваятель…
— Ну, он в самом деле что-то строил и изобретал, — усмехнулся ахеец. — Но все знают: плохой был человек. Убил ученика из зависти к его талантам. Какие-то недостойные истории с женщинами… Одна данепрянка искала его по всему свету.
— Нашла она его? — встрепенулся хозяин.
— Опоздала. Отравил его в Сицилии царь Кокалус за обиду, нанесенную дочерям: они полюбили Дедала и убили ради него Миноса, примчавшегося за ним в Сицилию. Сластолюбец! — убежденно закончил он.
Хозяин поник головой и спросил еле слышно:
— А Икар? Что говорят о нем?
— О, это герой! Остров, где он разбился, зовут Икарией, а море — Икарийским, спортивные праздники — «Икариями». Многим юношам не дает покоя слава Икара: они строят крылья, чтобы летать!
— Но ведь он погиб, не выполнив приказа отца, бедный юноша! Он просто озяб и хотел согреться в лучах солнца. А крылья построил Дедал!
— Важно ли, кто построил? Славу воздают героям, а Дедал — безнравственный человек, — раздраженно ответил купец.
