Владимир Голубев - Купол
— Чего там рассказывать… Закончил институт, пошел в армию лейтенантом. Служил в ПВО. Два года. Потом инженером работал. В одном КБ. Потом на завод ушел — там платят больше. Ничего интересного.
— Жена, дети?
— Живем с женой. Взрослый сын. Живет отдельно.
— А в армии — что, не показалось?
— Как сказать… Научили, чем пиджак от кителя отличается. А вообще — бардак там — хуже, чем на «гражданке». Потому что система закрытая. С солдатами проблемы. Я не говорю об «отказниках». В пехоту, к примеру, можно по призыву брать, а к нам — ни в коем случае. Аппаратура сложнейшая, дорогущая, а ее бьют-ломают. За два года ее изучить просто невозможно. Дедовщина, опять же. Да и вообще.
Вот, говорят, что денег на контрактную армию не хватает. А как подумаешь, сколько техники срочниками побито да на драгметаллы разворовано, — ужас берет. На две бы армии хватило. Или на три. Но хуже всего то, что звезды мозгам не соответствуют. Мне предлагали остаться, старлея давали и должность капитанскую, но я ушел. Я бы там все равно не прижился. Там друг с другом грызутся да жопы начальству лижут, а я не привык. Вообще, форма унижает человека.
— Да? А говорят, дисциплинирует…
— Говорят… Это как посмотреть… Нас ограничивает писаный закон, еще совесть, у кого она есть. А у военных и монахов, к примеру, еще и устав. И живешь ты, как в своей личной, невидимой тюрьме, по жесткому распорядку. Шаг вправо — шаг влево… Не хочу. Это надо натуру иметь — быть на службе круглосуточно. Некоторым нравится. Знаете, почему?
Догадываюсь, я ведь тоже служил. Думать не надо. Вот именно. Выполняй, что положено, и получай, что положено. Просто, как дважды два. Служба людей выравнивает: слабаков подтягивает, выскочек укорачивает. Усредняет. Как ваш Купол. Я, кстати, по дороге шар видел. В лесу.
— Да? Он давно там. Но ведь с тропки его не видно?
— Я его почувствовал.
Борис Георгиевич задумчиво посмотрел на меня, похрустел огурцом:
— Отлетали они. Лежат теперь спокойно.
Несколько минут мы молчали. Потом я сказал:
— Борис Георгиевич, я ведь сам затинский. Только пацаном отсюда уехал, когда эвакуация началась. Так что вы уж расскажите.
— Раньше мы вводную лекцию клиентам читали. Потом перестали. Оставили лишь инструктаж по технике безопасности. Но ведь неизвестно, что человеку наговорили дома. Ну, так начнем сначала. Наливай, Андрей!
— Айн момент…
— Так вот, откуда шары прилетели, никто не видел, потому что ночью. Утром только обнаружилось. Восемнадцать шаров. Летают себе… Что тут началось… Военных понаехало, солдаты, бронетехника. Никто ничего не знает, но — танки вперед. На всякий. Весь район окружили, мышь не проскочит. Да могли бы и не окружать. Оттуда и так все сбежали, потому что оставаться там неохота было. Сильно неохота. Так неохота, что ноги сами оттуда несли. Один алкаш запойный там остался… Кхе-кхе… Так вот и узнали, что та «нехочуха» на пьяненьких не действует. А Купол уж потом появился. Никто ничего не понял, но людей расселили, благо большая часть территории на хоздвор комбината пришлась, и только немного на жилой район.
Никого не впускают и не выпускают, в газетах ни гуту, по радио песенки поют, а поезда нашу станцию на полном ходу проскакивают. Только генералы да ученые на вертолетах прибывают.
— Карантин.
— Во-во. Будто чума. Но ничего опасного не происходило. Шары летали. Низко, бесшумно, как во сне. Они приземлялись, то тут, то там, на свои лапы. Никто этого не видел, но отпечатки ихних лап регулярно появлялись. И видно было, что они не проваливались, и даже асфальт не ломали. Я так думаю, что они тогда не весили так много…
Наш-то дом далеко стоит, нас военные не трогали, и даже зарплату на дом приносили, хоть «Торфяшка» наша и не работала. И потихоньку стали разбираться, что к чему. Первым делом стрелять начали. Из танка, потом ракетами. Я сам не видел, но хлопки были — будь здоров. Только хрен чего у них получилось. Два дома повредили. Шары этих атак будто и не замечали. И слава богу. А если б они ответили, страшно подумать… Ведь для них любая постройка или, к примеру, танк, не прочнее яичной скорлупки. Но видать, у них нету таких замыслов — убивать людей…
Потом разведчики пошли. Им тоже пришлось водочки хлебнуть, потому что «нехочуху» превозмочь выше сил человеческих. Правда, они ребята были крепкие, военные, все, что видели, по рации передавали. Они и нашли первые подарки. Я подробностей не знаю, конечно, но говорят, что прапор тот, что первым в Купол попал, заядлый был охотник — и увидел охотничий нож, швейцарский, в ножнах, точь-в-точь такой, как он хотел. Нож тот за углом валялся. Прапор за угол зашел, и все. Пропал. Почти на глазах товарища. Сам момент исчезновения товарищ его не видел, за угол заскочил, а там нет никого, только нож лежит. Доложил: так и так, что делать? Ищи, приказывают, товарища своего. Нашел. Он в куполе стоял, и через стекло видно было, что его х/б [Армейская хлопчатобумажная униформа. (Прим. авт.)] стало серого цвета.
Потом, когда он вернулся, оказалось, что вся одежда стала серая, даже неуставные трусы в цветочек. Врачи его, как космонавта, неделю тиранили. Во все дыры трубок понавтыкали, толку — ноль. Все анализы оказались близки к норме. Все, как и должно. Психику тоже проверяли, а как же! Вдруг съехал с катушек! А у него все же разрешение на оружие имелось — военный. И ружье охотничье. Так вот, все его ответы на все вопросы были в норме. Не просто в норме, а очень близки к среднему показателю. Ну, врачи успокоились: что может быть лучше нормы? Ничего! Только один, говорят, приезжий, уважаемый профессор, задумался. И сказал: «Не удивлюсь, если он свое увлечение забросит». И как в воду смотрел. Ребята прапору тот нож преподнесли, когда его домой отпустили. Он его в руках повертел и назад отдал. Ни к чему, говорит, он мне. Я, говорит, с охотой завязываю и ружье продам. Меня, говорит, что-то на рыбалку потянуло…
И его друзья-охотники сильно удивились. А потом наш прапор к водочке стал чаще прикладываться. В соответствии со статистикой: русский мужик в среднем не охотник, а скорее рыбак и выпивает — ничего себе.
Так и стало ясно — Купол людей подгоняет к среднему показателю.
Проводник посмотрел на меня выцветшими глазами:
— Андрюха! А ведь ты офицер ПВО! Как же так вышло, что вы сбить шар не смогли? Неужто не попали? Какой конфуз!
И Проводник засмеялся.
— Ну, теперь я офицер бывший, в запасе, и много сказать не могу, сами понимаете. Скажу только, что все активные средства рассчитаны на разрушение пустотелых, сравнительно легких и очень-очень хрупких конструкций. То бишь самолетов и ракет. У вас курят, Борис Георгиевич?
— Кури. Вот банка. Активные средства — это что?
