Валентина Мухина-Петринская - Планета Харис
Мимо космонавта по коридору, тяжело и мерно ступая, прошел робот Вакула. Он сказал: «Добрый вечер, Кирилл». Кирилл не ответил — не до него. Но затем остановился и почему-то долго смотрел вслед роботу… Герметически замкнутое помещение обсерватории было почти целиком заключено в скалистом массиве мыса Лапласа. Из-под защиты скал вышла лишь мощная цилиндрической формы башня, где размещались гигантский телескоп, снабженный автоматическим устройством для передачи изображения на Землю, пульт управления и электроузел. Кирилл поднялся в лифте.
Уилки был в башне один. Он не работал. Сидел задумавшись, держа в руках лист бумаги. Занавеси на иллюминаторах были задернуты. Там за стеной в черной бездне безмолвно бушевало яростное косматое Солнце.
— Сейчас разговаривал со своими ребятами… — медленно сказал Уилки (он подразумевал американскую базу у самого терминатора). — Они тоже видели фиолетовый шар.
Кирилл вцепился в край пульта.
— Тот же шар?
— Видимо, тот же или такой же. Вот копия донесения на Землю. Не волнуйся так. Садись.
Кирилл сел и взял протянутый ему лист бумаги.
«…Огромный светящийся предмет. На первый взгляд этот предмет напоминал шар, немногим больше Земли в полноземлие, лилового, почти фиолетового, цвета. Но потом обрисовалась форма трапеции. Отблески тела были похожи на отблески при сварочных работах. Его верхняя часть представляла собой сплошной, сплющенный темно-фиолетовый диск, опоясанный широкой светящейся лентой. Тело находилось на высоте свыше двадцати километров от поверхности Луны. Через три-четыре минуты оно исчезло».
— Ты видел его таким, док? — спросил Уилки, как-то странно разглядывая Кирилла.
Из дневника космонавта Мальшета
…Земля сияла, как второе Солнце, хотя это был лишь отраженный свет. Зыбкое ощущение нереальности, будто я видел причудливый фантастический сон, охватило меня, но быстро прошло, оставив ликующее сознание исполнившейся мечты.
Я взглянул на своих товарищей, они с восторгом смотрели на Землю. Одно чувство владело нами в тот час: восхищение родной планетой и гордость за человечество. А вообще-то мы были очень разные люди — совершенно разные, — и радовались мы по-разному.
Этот час мне никогда не забыть, потому что именно тогда я первый раз. увидел фиолетовый шар.
Я не разглядел его так четко, как американские ученые. Сначала он вообще блеснул мне, как светящееся пятно, потом как яркое сияние, но прежде чем я успел вскрикнуть, оно приняло форму шара. Тогда я закричал: «Что это? Смотрите! Шар!» Харитон сказал, что ничего нет. Яша переспросил: «Где, где?» Вика и Уилки заявили, что они тоже что-то видели… вроде «лучистого облака». Харитон рассердился:
— Облако на Луне! Договорились — ничего не скажешь! Когда мы обсуждали потом в кают-компании это происшествие,
Харитон даже ушел. А на другой день он попросил не заносить это в дневник. Он не верил с самого начала.
— Я видел его таким второй раз, — ответил Кирилл, смотря на американца. Уилки отвел глаза.
— С меня хватит, — сказал Кирилл, — завтра мы соберемся все вместе, и вам придется сказать мне все.
— Ты прав, — сказал Уилки, облегченно вздохнув, — мы должны обсудить это все сообща и с тобой вместе. А сейчас, прости, мне надо работать.
— Работай. Я уйду.
В эту очень короткую и страшную ночь я даже не пытался лечь. Все равно не уснуть. Я бродил один по обсерватории — все давно спали, даже астрономы, и — в какой раз — пытался разобраться в том, что же произошло.
…Мы работали рядом, Харитон и я, изредка переговариваясь. По инструкции категорически запрещалось выходить в одиночку: мало ли что может случиться.
Почти весь состав обсерватории отбыл на Землю, потому я и помогал Харитону. В глубоких трещинах, куда не проникал солнечный свет, сотрудники нашей обсерватории обнаружили огромные скопления серы, брома, селена, сурьмы, мышьяка, ртути, свинца, цинка, соединений хлора.
На первых этапах освоения Луны эти продукты вулканизма имели особенное значение, как источник минерального сырья. Поэтому можно понять нетерпение Харитона. Приятный или неприятный он человек, но он прежде всего исследователь Луны, крупнейший селенолог мира. А в тот раз давно обработанная трещина преподнесла сюрприз: истечение газов.
Харитон спускался со своими пробирками в расселину.
Я страховал его. У свинцово-серой стены залива Радуги невиданное нагромождение самых причудливых скал и воронок кратеров. Мы работали часа четыре. Потом я помог Харитону уложить в специальный мешок его пробы.
Прежде чем направиться домой — давно было пора обедать, — мы немного постояли, отдыхая.
Северная часть дуги залива Радуги оканчивается мысом Лапласа, высота которого две тысячи семьсот метров. Прекрасный наблюдательный пункт! На этом горном массиве находится кратер Бианчини. Я там был однажды, вскоре после прибытия на Луну. Когда с края этого кратера смотришь на юг, взору открывается необъятный, тревожащий душу угрюмый простор. На расстоянии сотни километров — кратеры Леверрье и Геликон, Море Холода — затопленная лавой низина, протяженностью не менее двух с половиной тысяч километров. Огибая весь северный околополярный район Луны, Море Холода соединяется на востоке с Озерами Снов и Смерти. Там нет направленных хребтов, лишь хаотические нагромождения острых вершин, бездонных трещин, зловещих темных ущелий, куда никогда не проникает солнце, — воистину царство мрака и смерти. Там еще не ступала нога исследователя.
И вот тогда мне вдруг показалось, что к кратеру Бианчини движется светящееся пятно, постепенно переходящее в яркое фиолетово-красное сияние. Пока я в него всматривался, оно исчезло. Поэтому я ничего не сказал о нем Харитону. Не хотелось получить новую порцию язвительных насмешек.
Харитон уже пошел, осторожно ступая среди глыб, камней, обломков метеоритов, темнеющих на красновато-бурой почве. Я несколько раз оглянулся, но светящегося пятна уже не было.
Пробираться среди острых камней было довольно трудно, и я немного отстал — шагов на десять.
— Не отставай, Кирилл, — сказал Харитон, не оглядываясь, — нас уже ждут к обеду.
Это последнее, что я слышал от него в тот час.
…Я почему-то сидел, а Харитона уже не было. Я позвал его — нет ответа. Я встал и огляделся-вокруг никого нет. Почему-то я понял, что прошло сколько-то времени. Я стоял неподалеку от обсерватории, хотя до нее было еще километра два хода.
Я совершенно не помнил, как я прошел эти два километра. Я огляделся снова, ища Харитона. С минуту-другую стоял в недоумении, не зная, искать ли его или позвать на поиски товарищей. От нахлынувшей слабости я пошатнулся, кружилась голова, поташнивало и лихорадило. От голода, что ли, с недоумением подумал я. Что-то было не так. Я опять оглянулся. Солнце! Солнца уже не было, только на зубчатых вершинах скал еще полыхали ослепительно белые отсветы. Залив Радуги уже затоплял мрак.
