Сергей Абрамов - Выше Радуги. Повести
А ребят хлебом не корми, дай что-нибудь, что отвлечёт от обычной рутины урока. Орут:
— Пойдём… Удовлетворим просьбу… Дерзай, Радуга…
Бим вроде доволен:
— Стойки, маты, планку. Живо!
Все скопом помчались в подсобку, потолкались в дверях, потащили в зал тяжеленные маты, сложили в два слоя в центре зала, стойки крестовинами под края матов засунули — для устойчивости.
— Какую высоту ставить? — спросил староста класса Борька Савин, хоть и отличник, но парень свой. К нему даже двоечники с любовью относились: и списать даст, и понять поможет — кому что требуется.
— Заказывай, Радуга.
Алик подумал секунду, прикинул, решил:
— Начнём с полутора.
— Может, не сразу? — усомнился Бим.
— А чего мучиться? — демонстративно махнул рукой Алик. — Помирать — так с музыкой.
— Помирать решил?
— Поживу ещё.
Сам подошёл, проверил: точно — метр пятьдесят.
— Начинай, Радуга.
— Пусть сначала Фокин прыгнет. Присмотреться хочу.
— Присматривайся. Пойдёшь последним.
Отлично. Посидим, поглядим, ума-разума наберёмся. Ага, при взлёте правую ногу чуть-чуть согнуть… Левая прямая… идёт вверх… Переворачиваемся… Руки — чуть в стороны, в локтях согнуты… Падаем точно на спину… Кажется: проще простого. Кажется — крестись. Джинн с бабой-ягой и Брыкиным сказали: прыгать будешь. А как прыгать — не объяснили. Халтурщики…
Он даже вздрогнул от этой мысли: значит, всё-таки — джинн, баба-яга, Брыкин? Вещий сон?
— Радуга, твоя очередь.
Потом, потом додумать. Пора…
Побежал — как вчера, в саду, — оттолкнулся, легко взлетел, планку даже не задел, высоко прошёл, лёг на спину. Вроде всё верно сделал, как Фокин.
В зале тишина. Только Фокин, лучший друг, не сдержался — зааплодировал. И ведь поддержали его, хлопали, кто-то даже свистнул восторженно, девчонки загалдели. А Алик лежал на матах, слушал с радостью этот весёлый гам, потом вскочил, понёсся в строй, крикнув на бегу:
— Ошибки были?
— Для первого раза неплохо, — сказал Бим, явно забыв, что прыгает Алик не первый раз. Другое дело, что все прошлые попытки и прыжками-то не назвать…
— Поднимем планку?
— Не торопись, Радуга, освойся на этой высоте.
— Я вас прошу.
— Ну, если просишь…
Поставили метр шестьдесят. Все уже не прыгали. Девчонки устроились у стены на лавках, к ним присоединились ребята — из тех, кто послабее или прыжков в высоту не любит. Были и такие. Скажем, Гулевых. Один из лучших футболистов школы, как стопперу — цены нет, а прыгать не может. И, заметим, Бим к нему не пристаёт с глупостями: не можешь — не прыгай, играй себе в защите на правом краю, приноси славу родному коллективу. Славка Торчинский на вело педали крутит. За «Спартак». Ему тоже не до высоты. Лучше не ломаться зря, поглядеть спокойно, тем более что урок явно закончился, да и вообще не получился: шло представление с двумя актёрами — Бимом и Радугой, «злодеем» и «героем», да ещё Фокин где-то сбоку на амплуа «друга героя» подвизается.
Не только Фокин. Ещё человек пять прыгало. По той же театральной терминологии — статисты. Метр шестьдесят взяли все. Двое — со второй попытки. У Бима азарт появился.
— Ставь следующую! — кричит.
Метр семьдесят. Немыслимая для Алика высота. Фокин взял, остальные не стали пробовать. Алик пошёл на планку, как на врага, взмыл над ней — готово!
— Ты что, притворялся до сих пор? — вид у Бима, надо сказать, ошарашенный.
А вопрос нелепый. С какой стати Алику притворяться, когда гораздо спокойнее таланты демонстрировать.
— Не умел я до сих пор прыгать, Борис Иваныч.
— А сейчас?
— А сейчас научился, — потом объяснения, успеется. — Ставим следующую?
Метр семьдесят пять. Фокин не бросает товарища. Ну, он эту высоту и раньше брал, и сейчас не отступил. Ну-ка, Алик… Разбег. Толчок. Хо-ро-шо!
— Хорошо! — Бим даже руки от возбуждения трёт. О том, что Радуга «запоздал в развитии», не вспоминает. Да и зачем вспоминать о какой-то ерундовой оговорке, реплике, в сердцах сказанной, если нежданно-негаданно в классе объявился хороший легкоатлет, будет кого на районные соревнования выставить.
— Ставим метр восемьдесят, — решил Фокин.
Он не ведает, что у него роль «друга героя», а «герой» о такой высоте никогда в жизни не мечтал — смысла не было, мечты тоже реальными быть должны. Фокин, как и Бим, завёлся. Не было в классе соперника — появился, так надо же выяснить: кто кого.
— Хватит, Фокин. — Бим уже отошёл от «завода», не хочет превращать тренировку в игру.
— Последняя, Борис Иваныч, — взмолился Фокин.
И Алик поддержал его:
— Последняя, — и для верности добавил: — Чтоб мне ни в жисть метр двадцать не взять…
Почему-то никто не засмеялся. Шутка не понравилась? Или то, что казалось весёлым и бездумным в начале урока, сейчас стало странным и даже страшноватым? В самом деле, не мог Радуга за такое короткое время превратиться из бездаря в чемпиона, не бывает такого, есть предел и человеческим возможностям и человеческому воображению.
И Алик понял это. И когда лучший друг Фокин с первой попытки взял свою рекордную высоту, Алик так же легко разбежался, взлетел и… лёг грудью на планку. Она отлетела, со звоном покатилась по полу.
Было или почудилось: Алик услыхал вздох облегчения. Скорее, почудилось: ребята далеко, сам Алик пыхтел как паровоз — попрыгай без привычки.
А может, и было…
— Дать вторую попытку? — спросил Бим.
— Не стоит, — сказал Алик. — Не возьму я её.
— Что, чувствуешь?
— Чувствую. Вот потренируюсь и…
Победивший и оттого успокоившийся Фокин обнял Алика за плечи.
— Ну, ты дал, старик, ну, отколол… Борис Иваныч, думаю — в секцию его записать надо. Какая прыгучесть! — И, помолчав секунду, признался, добрая душа: — Он же меня перепрыгнет в два счёта, только потренируется.
Бим нашёл, что в словах Фокина есть резон — и в том, что тренироваться Радуге стоит, и что перепрыгнет он Фокина, если дело так и дальше пойдёт, — но вслух высказываться не стал, осторожничал.
— Поживём — увидим, — сказал он. — А что, Радуга, ты всерьёз решил прыжками заняться?
— Почему бы и нет? — Алик стоял — сама скромность, даже взор долу опустил. — Может, у меня и вправду кое-какие способности проклюнулись…
— Может, и проклюнулись, — задумчиво протянул Бим.
Что-то ему всё-таки не нравилось в сегодняшней истории, не слыхал он никогда про спортивные таланты, возникшие вдруг, да ещё из ничего. А Радуга был ничем, это Бим, Борис Иваныч Мухин, съевший в спорте даже не собаку, а целый собачий питомник, знал точно. Но факт налицо? Налицо. Считаться с ним надо? Надо, как ни крути.
