Вячеслав Пальман - Кратер Эршота. Фантастический роман
Кто охотился в лесу хоть раз, тот знает, как сильно действует на человека усиленный эхом внезапный выстрел в тишине мирной, покойной природы. Поэтому неудивительно, что Борис от неожиданности и испуга свалился с пенька на свои коллекции. Потом он вскочил и, не поняв, в чем дело, рассерженный и негодующий, бросился с кулаками к Пете:
— Что за глупые шутки, чёрт возьми!
Но Орочко остановил его и молча протянул руку в сторону неподвижной рыси. Борис заморгал глазами. Вот как?! Он теперь понял, какой опасности подвергался и кому обязан своим спасением. На взволнованном лице студента появилась робкая и виноватая улыбка. Он кинулся к товарищу и схватил его в охапку.
— Петька!.. Молодчина!.. И надо же было тебе оказаться рядом!.. А я ведь даже ружья не взял! Думал, лишний груз. Да она бы меня… Спасибо, дружище! И не растерялся, а? Хоть бы крикнул мне, что ли… Петя, взволнованный не меньше его, возбуждённо рассказывал:
— Понимаешь, даже не успел подумать, что и как… Ружьё словно само выстрелило из двух стволов. И я не целился как будто.
— Навскид?
— Ага, навскид! И смотри, как здорово получилось…
— Значит, уроки с черепками пошли тебе на пользу?
— Как видишь!
Холодок, сквозивший в отношении юношей друг к другу с того памятного дня в ущелье, исчез окончательно. Они опять стали верными друзьями.
Глава четвёртая
Усков и Борис нащупали интересную россыпь, и теперь вся партия продвигалась по её следам, вверх по течению Бешеной реки.
Орочко и Петя отдалялись от стоянки на пять, а то и на десять километров и проводили в тайге целые дни. Агроном отмечал общий подъем долины. С высотой менялся и окружающий мир. Лес заметно редел. Исчезли многие представители лиственных пород, реже встречались черёмуха, рябина и тополя. То тут, то там среди леса попадались болотистые места с растительностью, присущей тундре. Толстые мхи-сфагнумы сплошным ковром покрывали хлюпающую торфяную почву на этих тундровых пятнах и почти полностью вытесняли весёлую шелковистую траву вейник. Лиственницы редко и печально стояли кое-где среди болот; на их стволах висели лохмотья лишайников; искривлённые сучья говорили о трудной жизни деревьев. Вокруг них гнездились редкие кустики карликовой берёзки, совсем уже не напоминавшие обычную берёзу, какую разведчики видели в низовьях реки.
— Вот, Петя, что значит Север! Мы отошли всего каких-нибудь километров двадцать от устья реки, и какая перемена! В начале долины растительность напоминает Подмосковье, а здесь уже тундровая марь. Интересно, как глубоко залегает здесь вечная мерзлота?
С этими словами Орочко вонзил в почву острый железный щуп. Метровый стержень мягко ушёл во влажную землю почти на две трети. Дальше вдавить его, однако, никак не удавалось. Пробовали в другом, в третьем месте — результат все тот же. Всюду на глубине шестидесяти — семидесяти сантиметров начиналась непроницаемая, вечномёрзлая толща.
— Вот, пожалуйста! Слой оттаивания здесь очень невелик. Если верить гипотезе Ускова, долина в этом месте уже не согревается внутренним теплом земли и поэтому грунты здесь не оттаивают, должно быть, с незапамятных геологических времён. Все та же мерзлота, лишённая всякой жизни.
— Объясните мне, Александр Алексеевич, в двух словах, — попросил Петя, — почему вдруг вечная мерзлота? Откуда она взялась?
— Этого в двух словах не объяснишь, — ответил агроном. — Есть целая наука — мерзлотоведение. Она родилась у нас, в Советском Союзе, что, впрочем, вполне попятно. Под огромными площадями земли, главным образом в Азиатской части СССР, за Уральским хребтом, лежит слой вечной мерзлоты. Учёные считают, что в пределах нашей страны вечная мерзлота занимает больше десяти миллионов квадратных километров, почти половину территории.
— Ого!
— А насчёт причин возникновения геологической мерзлоты надо сказать, что они ещё не совсем установлены.
Покойный Сумгин — создатель науки мерзлотоведения — высказывал на сей счёт несколько предположений. Одно из самых достоверных, на мой взгляд, это — постепенное накапливание наружной оболочкой земного шара холода из межпланетных пространств. Начало замерзания грунтов восходит к ледниковому периоду. В те времена почва в течение целой геологической эпохи круглый год оставалась скованной льдом. Заметь, в северных широтах, а в Сибири и в более низких, отрицательные температуры ещё и теперь преобладают над положительными. Так что и по сей день происходит накапливание холода в почве. Она является огромным аккумулятором холода и заряжается непрерывно. Вот почему такого рода мерзлота и называется «вечной».
— А как глубоко земля промёрзла?
— В разных широтах по-разному. Есть места, где вечномёрзлый слой превышает двести метров. Глубина шергинской шахты в Якутске сто шестнадцать метров. И все — мерзлота. По-моему, и здесь лежит такой же, если не больший, слой. В других местах он тоньше: метр, полметра… Бывает, что мерзлота лежит не сплошным пластом, а островами, которые окружены талыми грунтами. Иногда, наоборот, сплошную толщу мерзлоты прорезает лента «талика» — например, по руслу какой-нибудь крупной реки, вроде Лены или Енисея. В нашей долине тоже, видимо, существует постоянный талик, но на ограниченном пространстве. Вода — вот кто злейший враг мерзлоты. Где много воды, мерзлота всегда отступает. Вообще говоря, явление это интересное, но для нас, агрономов, весьма и весьма неудобное. Видишь ли, холод выстуживает почву, а корни культурных растений не могут работать в почве, если её температура близка к нулю. Понимаешь? Представь себе: надземная часть растения находится в теплом слое воздуха, нежится под солнцем. Июль, жара, кажется, все хорошо, жди урожая. А смотришь, растения начинают хиреть. Почему? Сухо слишком, что ли? Проверяешь — нет, не сухо: воды в почве много. И пища есть. А растения вянут на глазах. Оказывается — холодно в земле. Корни бастуют, они прекратили деятельность, не подают растениям воду.
— Как парник, только наоборот, — заметил Петя. — Там земля теплее воздуха, а тут она холоднее воздуха…
— Совершенно точно! И вот мы, агрономы, все ищем, как бы в таких местах примирить растение с вечной мерзлотой.
— Ого! Разве это возможно? Ведь природа… — пытался рассуждать Петя. Но агроном перебил его:
— Природа подсказывает путь для «примирения». Местные растения, или, как их называют, «аборигены Севера», сами вырабатывают в себе привычку брать воду и пищу в почве почти при нуле градусов. Например, та же лиственница, или клюква, или морошка живут себе и беды не знают. Вот над чем надо поработать нашим селекционерам. Растения с холодостойкими корнями… Как это помогло бы продвинуть на Север чудесную флору Юга! Но пока что надо совершенствовать агротехнику. Надо так обрабатывать землю, чтобы верхний слой почвы оттаивал как можно более быстро и глубоко. Вот почему я так рад нашей находке. Ведь долина Бешеной реки — приятное исключение для Севера. Тёплая почва! Что ещё нужно растениеводу?
