Урсула Ле Гуин - Город иллюзий
Тот, который сидел слева, крупный мужчина с плоским лицом и живыми глазами, ответил слабым, шипящим голосом:
— Ты не можешь с уверенностью сказать, что мы знаем все их хитрости. Но в любом случае, нам необходимо ответить на вопрос — кто он? Ты Фальк, не так ли? Ответь, где находится то место, откуда ты к нам пришел? Дом Зоува, не так ли?
— Это на востоке. Я ушел…
Число никак не приходило ему в голову.
— Четырнадцать дней назад, как я могу полагать, — наконец-то закончил он свою мысль.
Как им удалось узнать название его Дома, а также его имя? Ощущения быстро возвращались к нему, и его удивление длилось недолго.
Ему приходилось охотиться на оленей с Матоком, стреляя при этом подкожными иглами, с помощью которых можно было убить оленя, только чуть-чуть поцарапав его.
Игла, которая вонзилась в него, или последующая инъекция, сделанная в то время, когда он был беспомощен, содержала какой-то наркотик, который, должно быть, убирал как предварительно заученный контроль, так и основные подсознательные блокировки телепатических центров мозга, оставляя его открытым для допроса. Они рылись в его мозгу, в этом не было сомнения. От этой мысли ощущение холода и слабости еще больше усилилось, дополненное бессильной яростью. К чему такое бесцеремонное вторжение? Почему они сразу же решили, что он будет им лгать? Почему они пришли к такому выводу, даже не заговорив с ним?
— Вы думаете, что я — Синг? — спросил он.
Лицо человека справа, худое, с длинными волосами и бородой, внезапно появилось в свете лампы, его губы были сжаты, и он открытой ладонью ударил Фалька по губам. Голова Фалька откинулась назад, и от удара он на мгновение ослеп. В ушах зазвенело, он ощутил во рту привкус крови. Затем ему был нанесен второй удар, третий…
Человек этот продолжал непрерывно шипеть, повторяя много раз одни и те же слова:
— Не упоминай этого имени…
Фальк беспомощно ерзал на стуле, чтобы хоть как-то защититься, чтобы вырваться. Человек слева что-то отрывисто сказал, и на некоторое время в комнате воцарилась тишина.
— Я пришел сюда по-доброму, — сказал, наконец, Фальк.
Он старался говорить как можно спокойнее, несмотря на свой гнев, боль и страх.
— Хорошо, — согласился через некоторое время сидевший слева Аргард. — Выкладывай свою историю, а мы послушаем. Только сначала я задам тебе всего один вопрос. Ради чего ты пришел сюда?
— Попроситься переночевать и спросить, есть ли здесь какая-нибудь тропа, ведущая на запад?
— Для чего ты идешь на запад?
— Зачем вы это спрашиваете? Я же сказал вам об этом мысленно, когда ложь не проходит. Вы ведь уже знаете, что у меня на уме.
— У тебя какой-то странный разум, — слабым голосом произнес Аргард, — и такие необычные глаза. Никто не приходит сюда, чтобы переночевать и узнать дорогу, или еще за чем-нибудь. А если все же слуги тех, других, приходят сюда, мы убиваем их. Мы убиваем прислужников и говорящих зверей. Странников, свиней и всякий сброд. Мы не подчиняемся Закону, который гласит, что нельзя отбирать чужую жизнь. Так, Ареннем?
Бородач ухмыльнулся, показав при этом коричневые гнилые зубы.
— Мы люди! — продолжал Аргард. — Свободные люди! Мы — убийцы! А кто ты такой, со своим наполовину развитым мозгом и совиными глазами, и почему бы нам не убить тебя? Разве ты человек?
На своем коротком веку Фальку не доводилось встречаться лицом к лицу с жестокостью и ненавистью. Те немногие люди, которых он знал, пусть и не были бесстрашными, но и не жили, руководствуясь страхом. Они были великодушны и дружелюбны. Рядом с этими двоими он был беззащитен, как ребенок, и знание этого приводило его в замешательство и ярость.
Он тщетно искал какой-нибудь способ защиты или отговорку, по все было напрасно.
Единственное, что он мог говорить, была только правда.
— Я не знаю, кто я и откуда пришел в этот мир. Я иду на запад, чтобы выяснить это.
— На запад? Почему именно на запад? А ну-ка, смелее, говори, куда идешь?
Фальк посмотрел сначала на Аргарда, затем на Ареннема. Он знал, что ответ им известен, и что Ареннем снова ударит его, едва его губы произнесут это слово.
— Отвечай! — прорычал бородатый.
Он приподнялся и наклонился вперед.
— В Эс Тох, — сказал, наконец, Фальк.
Снова Ареннем ударил его по лицу, и снова он принял этот удар молча и униженно, как ребенок, которого обидели неизвестные люди.
— В этом нет ничего путного. Он не собирается говорить ничего, что отличалось бы от того, что мы выведали, когда он был под воздействием пантона. Пусть он встанет, — вступился за Фалька Аргард.
— А что тогда?
Аргард пожал плечами.
— Он пришел сюда просить пристанища на ночь, и он может его получить. Поднимайся!
Веревку, которой он был привязан к стулу, ослабили. Фальк, шатаясь, поднялся. Когда он увидел низкую дверь и черный колодец лестницы, к которому его подвели, он попробовал сопротивляться и вырваться, по мышцы еще не были готовы ему повиноваться. Удар Ареннема застал его врасплох, и он скрючился.
Этим воспользовались его «провожатые», чтобы с силой пихнуть его через порог. Дверь захлопнулась, как только он попытался, шатаясь, удержаться на лестнице.
Здесь было темно. Дверь была подогнана так плотно, что напрочь закупоривала дверной проем. С внутренней стороны двери не было ручки, и ни звук, ни свет не проникали через такую тщательно сделанную преграду. Фальк сел на верхней ступеньке и уткнулся лицом в ладони.
Мало-помалу слабость его тела и растерянность в мыслях стали проходить. Он поднял голову и постарался напрячь зрение.
У него было острое ночное видение. На эту способность давным-давно указала еще Райна, глядя на его глаза с огромными зрачками. Но сейчас… только какие-то туманные, очевидно, ранее видимые им зрительные образы пробегали в мозгу.
Он был еще не в состоянии что-либо увидеть в такой кромешной тьме. Поэтому встал и, осторожно ступая по ступенькам, начал спускаться вниз.
Двадцать одна ступенька, двадцать две, двадцать три — все. Место стало ровным. Фальк медленно двинулся вперед, вытянув руку и прислушиваясь.
Хотя темнота в некотором смысле давила на него, сковывала его движения, страха в нем не было. Методично, на ощупь он определил форму и размеры обширного подвала, в котором он находился, и выяснил, что это только первая комната из многих, которые, судя по звуку, уходили в бесконечность.
Он вернулся к лестнице, сел на этот раз на нижнюю ступеньку и некоторое время не двигался. Его начали мучить голод и жажда, поклажа была у него забрана, ему ничего не оставили.
