Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов (СИ) - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич
Ледяная кухня намного просторней шёлковой палатки: не приходилось держать миски на коленях, сидели за фанерным столиком на пустых бидонах. Пищу готовили на тульских примусах с двенадцатилитровыми резервуарами.
2 июня
Увеличили объём научных работ. Тамахин начал магнитные наблюдения. Мы с Кудряшовым организовывали глубоководную станцию. Аппель инспектировал и заливал аккумуляторы.
Счастливый уныло гуляет по льдине. Не по нутру дрейфующая жизнь – останавливается, поджав хвост, вынюхивает. Тоскует. Жалеет, что не вскочил в самолёт вместе с остальными. Аппель предложил переименовать пса в Грустного. Шутку не поддержали.
Погода хорошая. Прошлись на лыжах, осмотрели ледяное поле.
3 июня
На завтрак: яичница с колбасой и кофе. Вспоминали Москву, Ленинград, родных, близких, друзей.
Распределили груз по трём базам: если одна утонет или её затрёт льдами, две другие уцелеют – проживём. Откапали из-под снега доски, уложили на нарты, возили керосин, одежду и бидоны к палаткам. Хозяйство надобно содержать в порядке – предстоят ещё долгие месяцы на льдине.
Обед прошёл с аппетитом. Выпили по рюмочке коньяку. Отдохнули и снова за работу.
Вечером Аппель и Тамахин передали сводку на остров Рудольфа – метеорологические наблюдения.
4 июня
Ночью бушевала пурга. Ветер достигал двадцати пяти метров в секунду. Тамахин говорит, что «ягодки впереди». Мало не покажется.
Днём – штиль. Расчистили сугробы, в палатке двадцать три градуса. Что сказать, Северный полюс!
Дрейф ускорился. Льдина плывёт на восток, недалеко от меридиана Гринвича.
Я пристраивал остатки груза: керосин перелил в расходный баул, мясо и рыбу сложил в вырубленный в льдине «холодильник». Аппель выстукивал радиоключом точки и тире. Тамахин обрабатывал данные гравитационных наблюдений. Кудряшов делал гидрохимические анализы, пытался получить химически стойкую воду.
Вечером он нашёл меня в палатке и сказал:
– Трещину не узнать. Расходится лёд.
Тамахин говорит:
– Это ветер мебель двигает. Ночью, когда занимался метеорологией, слышал, как шумят льды.
– Крепкая льдина, основательная, – оптимистично заметил я. – Мы ещё здесь поживём!
– Точно! – поддержал Кудряшов.
Вечером Аппель принял радиограмму от Эмануэля Ласкера; тот предлагал мне партию в шахматы.
5 июня
Солнце греет круглые сутки.
Кудряшов позвал в свою лабораторию. Лицо озабоченное.
– Сам всё увидишь, – говорит.
Мы зашли в снежный дом. Ледяной пол потрескался и сочился водой. Надо было срочно спасать лебёдку и гидрологические приборы.
– Да уж, – сказал я, – придётся строить для тебя другие владения.
– Ты туда загляни, – Кудряшов указал на прорубь.
Сначала я ничего не увидел кроме талой воды, а потом…
В проруби что-то плавало. Вода лишь на десять-пятнадцать сантиметров не доходила до верхнего края трёхметрового ледяного тоннеля. Она была мутной, захламлённой льдистой крошкой. От неё исходил странный запах – запах оттаивающего мяса.
Из воды торчала круглая болванка. Я огорошено смотрел на этот поплавок из голубого льда. Сквозь густой осадок твёрдых кристаллов виднелись размытые очертания. Внезапно я разобрал что-то, напоминающее голову и плечи.
– Что это? – спросил я, хотя Кудряшов знал не больше моего.
– Надо вытащить, – сказал он.
На помощь пришёл Тамахин.
Мы извлекли предмет из проруби. Очень странная находка! Ледяная статуя с пропорциями ребёнка. Она словно спала: голова опущена к груди, ладони сложены под щекой. У статуи не было лица – гладкое ледяное яйцо. Руки и ноги грубо обозначены в куске идеально чистого льда, будто вырублены ленивым скульптором.
Мы сфотографировали и перенесли изваяние в «холодильник». Аппель передал на остров о случившемся.
Объяснений и теорий нет, но «подарок» океана, несомненно, требует тщательного анализа.
6 июня
Ночью все спали мало и плохо. Я думал о человечке из голубого льда.
Утром Кудряшов попытался взять пробу, но скульптура оказалась настолько прочной, что не отдала и малюсенького кусочка. Недоумевающий Кудряшов отложил исследования и занялся возведением новой лаборатории. Я помогал возить снежные кирпичи.
В машинном отделении открылась трещина, прямо под мотором. Установили мотор на нарту: так спокойней.
Тамахин перенёс палатку, в которой размещались научные приборы, чтобы сжатие не уничтожило оборудование.
Ужинали киселём и коврижками, которые изготовил Аппель. У нашего радиста на спине образовался нарыв. Двигаться больно, мучается.
7 июня
Кудряшов завёл под руку к «холодильнику».
– Выросла, – он кивнул на статую.
Я не смог возразить. Это было невероятно. Ледяной ребёнок превратился в ледяного юношу. Появились и анатомические нюансы, подсказывающие пол скульптуры.
– Это не смешно, – наконец сообразил я.
Кудряшов не понял. Он держался от статуи на почтительном расстоянии. Вряд ли его рук дело – гидробиолог выглядел испуганным.
– Кто веселится? – спросил я. – Тамахин? Аппель?
Кудряшов покачал головой.
– Никто. Она меняется… сама.
– И это слова учёного? – сказал я. – Федя, если всё-таки ты, то предупреждаю…
– Даже если бы я захотел… её не разрушить, не изменить. Огонь не берёт. Я пробовал.
Ничего выяснить не удалось. Какой из меня начальник экспедиции ещё предстоит узнать, а вот разоблачитель – неважный. Ни Аппель, ни Тамахин не сознались в глупой (и жуткой, надо признать) шутке. Кудряшов тоже стоял на своём, даже заговорил о загробном мире. Я пресёк.
8 июня
Ветра нет. Ветряк бездействует. Аккумуляторы разряжаются – почти не пользуемся радио. Ещё немного и придётся запускать бензиновый двигатель.
Осмотрели с Тамахиным снежное поле. На месте трещины теперь целая река. Надо держать ухо и глаз востро, как бы трещина не подвела.
Кудряшов работал у новой лунки. В полночь он заступит на суточную станцию – двадцать четыре часа у лебёдки. Тамахин исследовал другую часть льдины. Там тоже трещины и разводья.
Мы на плавучем острове.
Погода по-прежнему ясная, температура – минус восемь. Над станцией пролетела чайка-глупыш.
Вечером опомнились – у Аппеля сегодня день рождения. Отметили коньяком и щекоткой – наш радист ужасно боится щекотки, поэтому вместо того, чтобы подёргать за уши… Было весело, довели Аппеля до слёз.
9 июня
Безветренно. Запустили бензиновый двигатель. Радиолюбители-коротковолновики затеяли всесоюзное соревнование по выходу на связь с нашей радиостанцией. Аппель весь в мыле.
Проведал ледяную статую. Вернулся в палатку злым: кто-то вырезал на лице провалы глаз, лунку рта, аляповатые уши. Нет, это была новая скульптура! Ростом с взрослого мужчину, руки прижаты не к голове, а груди. Детализированы пальцы на ногах и руках, рельеф торса…
Меня охватил озноб. Я собрал Кудряшова, Тамахина и Аппеля в жилой палатке и потребовал объяснений. Признания: кто продолжает этот неуместный фарс?!
– Она просыпается, – сказал Кудряшов, когда я закончил. – Или, скорей, оно.
– Мы всегда при деле, знаешь ведь, – проговорил Тамахин. – Сколько времени понадобится, чтобы вырезать новую статую?
– Вы нашлю другую фигуру! – неожиданно осенило меня. – Ту, что сейчас в яме! Она больше старой и…
– Нет, – сказал Кудряшов.
Тамахин и Аппель покачали головами. Я искал в их лицах хоть малейший намёк на собственную правоту, но не находил.