Чаша небес - Нивен Ларри

Большая часть команды легла в криосон еще до старта «Искательницы солнц», но, будучи пилотом, Бет бодрствовала целый год, пока «Искательница» набирала скорость. Ей было хорошо. Звездолет укрывал ее, как прочный шлем голову древнего рыцаря, хотя сравнение это было тщеславно-пафосным: истинной хозяйкой корабля оставалась не Бет, а электроника, контролировавшая магнитощиты и двигатель каталитического лептонного термоядерного сгорания.

Она узнала эти протяжные гулкие басы и поняла, что корабль в полете.

Она не то чтобы услышала – почувствовала их.

А этот вот мягкий фоновый тенорок – новый звук. Его раньше не было. «Искательница солнц» замедлялась.

Она напрягла слух. Руки Клиффа ласкали ее, возвращали в мир. Но не Глория была этим миром.

Что-то не так.

По сдержанно-непреклонному лицу Редвинга можно было записывать учебные ролики.

Ни одна из выдвинутых на совещании идей ему не пришлась по душе. И никому другому. Но Клифф видел в изгибе губ капитана однозначный ответ: Редвингу не хотелось насиловать корабль, терять годы, надеяться, что лептонный движок удастся починить.

Абдус возился с планшетом. Клифф уже хорошо изучил его лицевую мимику: индиец был собран, уверен в себе, не чужд риска, но к радикально новым идеям относился с почти инстинктивным неприятием. Идеальный набор качеств для вахтенного в пору долгого сна. Тем не менее, словно помимо воли, Абдус проверял выдвинутую Клиффом идею, и предложение это ему явно нравилось. Он уже поучаствовал в великом открытии, но останавливаться на пороге не желал. Как и Клифф. В этом они сходились.

У Клиффа имелось и другое настоятельное желание – выжить. Вместе с Бет. Надо, в конце концов, жениться на ней. Таких долгих ухаживаний еще не знала история.

Клифф был достаточно информирован, чтоб не нарушать воцарившееся в кают-компании молчание. Бет заразилась всеобщим настроением, и ее участливый взгляд только добавлял напряженности: вот сидит, сложа руки, Редвинг, вот Абдус и Майра уткнулись в свои планшеты. Фоновое ворчание двигателей ионоточника служило постоянным напоминанием, что законы Ньютона не ведают жалости. Редвинг глядел в пространство. В конце концов Абдус поднял глаза.

– Да, маневр возможен. Но крайне рискован.

– Что скажешь, Бет? – мягко спросил Редвинг.

– Я уверена, что корабль можно провести с такой точностью, – отвечала девушка. – В пределах допустимого по целеполаганию и скоростям. Потребую, чтобы ИИ командной рубки срезали заусенцы. Маневр займет десять дней. Но мне хотелось бы узнать, что не так с нашими двигателями.

– Мы все хотели бы, – с сожалением проговорил, расцепив руки, Редвинг, – но придется играть теми картами, какие нам сдали.

Как будто порыв свежего ветра пронесся по каюте. Четыре лица повернулись к капитану.

Они разбудили его в надежде на такое решение, но пока что он уклонялся. Теперь же Клифф выкроил секунду поразмыслить о собственной безумной идее.

Жизнь – азартная игра.

Его преследовали предчувствие неприятностей и любопытство, от которого заходилось сердце.

Жизнь продолжается.

Редвинг стянул губы в узкую полоску.

– Начинайте.

Бет проверила, соответствуют ли целям маневра альфвеновские показатели [11], и с удовлетворением обнаружила, что корабль ее слушается, хотя и с некоторой инерционностью. На разворот курса ушло одиннадцать дней – темное время неопределенности, когда неясно было, насколько точно «Искательница» реагирует на приказы пилота. Магнитные ионосборники стонали от напряжения, но подчинялись. Абдус проверял каждое действие Бет, она из вежливости спорила с ним, однако принимала это как должное.

Клифф и Бет подолгу просиживали в своей каюте. В постели было тепло и уютно. Она предпочитала имбирные пряники: сейчас, восстанавливаясь после оживления, можно было дать себе послабление. Резковатая имбирная нотка смешивалась со сладостью сахара и шоколадных чипсов, которые она тоже ела, потому что они нравились Клиффу. Запивала их всегда какао – теплой коричневой жижей из кружки, как мама научила. Клифф ничего не пил, кроме крепкого, до горечи, кофе «кона» [12], которым подстегивал себя поутру. Печенек он не любил.

– Что тебе снилось в холодном сне? – спросила она.

Они слизывали крошки с губ друг друга.

Он сонно усмехнулся.

– Они говорят, что я должен был почувствовать легкий укол в левую руку. Так было. Мне показалось, что это забавно, я захотел рассмеяться, но не мог. Даже улыбнулся с трудом. А потом… проснулся.

Бет тоже усмехнулась и допила какао.

– Я думала ответить той же глуповатой шуткой. Знаю я эти ваши… легкие уколы. После них такой приход…

Они засмеялись чуть громче, чем заслуживала эта шуточка. Но им понравилось.

Бет тонким голосом, выделываясь, произнесла:

– Ты зна-а-аешь, глядя на эту хреновину вот под таким углом, начинаю думать, что она смахивает на огромный вок с дыркой в днище.

– Снова про хавчик думаешь? Пошли на камбуз.

В пору работы старые страхи возвращались, а общество Клиффа помогало их глушить. Он был солнцем ее личной системы, стал им в первые же дни совместных тренировок будущего экипажа. За год до того ее родители погибли в автокатастрофе, и событие это отбрасывало тень на ее успех при отборе, по крайней мере в глазах членов комиссии. Им бы хотелось видеть в команде только успешных, с долгой историей равномерного карьерного роста, без всяких там эмоциональных заплетов, которые чреваты срывами спустя много лет.

Потеряв пару центральных фигур своей жизни, она подумывала взять самоотвод, потому что радости не испытывала никакой. Она даже не думала закрутить с Клиффом роман, отгоняя горечь, но так уж получилось – волшебство, да и только. Солнце вышло из тени, затмение окончилось, и это повлияло на все ее действия. Особенно на психотестах и, менее явно, в постепенном возвращении социальных навыков. Позже ей стало известно, что примерно в то самое время, как ей встретился Клифф, ее всерьез подумывали выгнать из лагеря.

– А потом случился Клиффи, – прокомментировала она.

И действительно, явственные перемены спасли ее от вылета. А уже потом начались заметные успехи в электромагнитном пилотировании, дисциплине все еще молодой и плохо изученной. Она стала лучшей в своем деле.

Она попала сюда только благодаря ему. Она дала ему это понять в те долгие часы, когда они занимались любовью – нежно и страстно. Секс и смерть – две стороны одной монеты. Так она всегда считала. Яростное стремление оставить что-то после себя, идущее из подсознания, приглушенные, но различимые приказы эволюции. Их сладкие часы «в рюкзаке» (сравнение ей не нравилось, но в данном случае было уместно: Клифф предпочитал гамак) подтверждали такое предположение. Никогда прежде не испытывала она ничего подобного в своей скорее аскетичной личной жизни. Она опасалась, как бы не выдать себя в столовке: лицо ее неудержимо краснело при первом же воспоминании о себе прежней в сравнении с собой теперешней. Она вышла из тени. Она была счастлива. Она совсем потеряла голову.

Однажды вечером, после того как она направила корабль по широкой дуге в сторону Чаши, капитан дал экипажу вольную. Они устроили импровизированный мозговой штурм. Майра председательствовала и разводила сцепившихся. Идеи били ключом.

Что там, впереди? Что, черт побери, за варево в этом котле, в этой Чаше? Мыльные пузыри гипотез надувались и лопались. Бет всех веселила. Кто-то запел – предсказуемо пустил петуха, отчего все заржали еще пуще. Капитан перепил всех остальных вместе взятых, и девушка начала понимать, в каком он пребывает напряжении.

Запланированный ими маневр впечатлял. Струя из донышка Чаши была плотнее любого попадавшегося «Искательнице солнц» облачка плазмы. Не факт, что такая плотность предусмотрена спецификациями. Но, подумала Бет, никогда не знаешь, на что наткнешься в межзвездном пространстве. Не то чтобы они ожидали встретить Чашу, но «Искательницу» строили с многократным запасом прочности.